Элисон Скотч - Мелодия во мне

Что это? Страх? Ужас? Но что-то такое, что не связано напрямую с авиакатастрофой. Что-то из той, прежней жизни… Но что именно, вспомнить не могу. Чувствую, как меня обдает горячей волной до самой шеи, по коже бегут мурашки, и она моментально покрывается пупырышками. Мне даже кажется, что еще немного, и меня вырвет. Я снимаю наушники, низко опускаю голову, почти до пояса, до ноющей боли в ребрах, и делаю глубокий вдох.

Дыши! Дыши!

Питер испуганно откладывает в сторону какое-то иллюстрированное спортивное издание и вопрошающе смотрит на меня. Мне плохо? Нужна помощь? Но я слишком погружена в собственные мысли, так сильно хочется вспомнить что-то конкретное, отыскать ту волшебную нить, уцепившись за которую я смогу размотать весь клубок своих воспоминаний, а потому я не реагирую на его вопросительные взгляды.

Но вот турбулентность проходит, а вместе с ним исчезают и позывы на рвоту.

– Вспомнила? – коротко интересуется у меня Питер.

– Почти! – отвечаю я, и это чистая правда. Потому что мне действительно кажется, что я что-то такое вспомнила. – На эмоциональном уровне, конечно. Скорее сработало мое подсознание.

– И это только начало! – говорит он и нежно сжимает мою руку.

Я распрямляюсь и отвечаю на его пожатие. А у него сильное рукопожатие. У моего мужа. И сам он сильный. Не идеальный, конечно, но все же… Джинджер! Но все равно рукопожатие сильное. Нечто вроде безопасной гавани в штормящем море. Получается, что мама в чем-то права. Чтобы вспомнить собственное прошлое и найти в нем что-то стоящее, придется перелопатить кучи грязи и навоза, научиться держать удар и… И даже освоить технику рукопашного боя. Но при этом надо уметь вовремя вскидывать руки вверх! Что ж, кое-чему я уже научилась. Например, вскинуть руки вверх, хотя мой внутренний голос постоянно нашептывает мне: «Какой-то он чересчур мясистый. Да и предательство его… тоже не пустяк какой-то», и потому настоятельно советует продолжать бороться.

Андерсон встречает нас прямо на взлетном поле. Офицер полиции ведет нас к выходу окольными путями, старательно оберегая от толчеи, обычно царящей в аэропортах. Да еще и пристального внимания толпы и прессы. Мы шагаем какими-то бесконечными закоулками и плохо освещенными коридорами. К счастью для себя, я не иду, а еду в инвалидной коляске. Прислушалась к совету доктора Мэчта не слишком усердствовать над своей физической формой и беречь собственное тело. «Оно само скажет вам, – заметил он философическим тоном, – когда придет пора снова начать эксплуатировать его по полной программе».

– А прессы здесь сегодня собралось немерено! В разы больше, чем тогда, когда встречали меня! – сообщает мне Андерсон, и озорная улыбка озаряет его красивое лицо. Ничего не скажешь. Настоящая кинозвезда! – Но я сделал над собой колоссальное усилие и уже почти не ревную вас к вашей популярности. – Он разражается жизнерадостным смехом. Чувствуется, что парень уже полностью восстановился, пришел в норму за те несколько недель, что мы не виделись. – Правда, мой эгоцентризм… Я так и не смог излечиться от него полностью, несмотря на все курсы реабилитации.

Я тоже смеюсь в ответ. Мы оба рады этой встрече. Приятно возвращаться домой на такой позитивной волне.

У нас наготове свой план, как нейтрализовать прессу. К собравшимся телерепортерам и журналистам выйдет Питер и зачитает им обращение от моего имени. Полет утомил меня. К тому же я пообещала Джейми, что весь свой эксклюзив я приберегу для передачи «Портреты американцев». Охранник уводит Питера куда-то влево, а мы, напротив, сворачиваем вправо. Андерсон придерживает входную дверь, чтобы мама смогла выкатить мою коляску на улицу. Яркое солнце стоит высоко в небе и слепит глаза. Здравствуй, Нью-Йорк! Вот я и дома. И уже в следующее мгновение меня накрывает влажной пеленой. Типичная погода для начала августа: как всегда, влажность воздуха просто зашкаливает. Но после последних четырех недель, проведенных взаперти в больничной палате, где все напоминает тебе о том, что смерть всегда рядом, я не имею ничего против таких слегка сырых, но теплых объятий. Я вдыхаю полной грудью свежий воздух. Хорошо! Испытываю внутреннее облегчение от того, что момент моего возвращения домой оказался не столь ужасным, как я того опасалась. А все же хорошо, что я прислушалась к маме. И советы ее очень даже дельные. Наверняка она поможет мне переплыть через тот бурный поток событий, из которых сложилась моя прошлая жизнь, и выкарабкаться на берег, где меня уже поджидает другая, новая Нелл.

Я украдкой бросаю на нее взгляд через плечо. Просторное платье бирюзового цвета в гавайском стиле, висячие золотые серьги. Потом смотрю на Андерсона. Ни единого шрама на лице! Как будто ничего и не было… Разве что похудел немного. Вон как скулы торчат.

Я дома! Мысленно повторяю я себе. А дома и стены помогают. Значит, со мной все будет хорошо.

Разумеется, полно нерешенных проблем. От них ведь никуда не деться. И главная – как все вспомнить. Но пока думать об этом не хочется. Наша беда: мы постоянно забываем о том, что опасность может подстерегать каждого из нас за любым углом.

Наша квартирка не имеет ничего общего с теми шикарными апартаментами, которые я лицезрела в сериале «Друзья». Понимаю, глупо! Но ничего не могу с собой поделать. Я искренне разочарована увиденным. Никаких сводчатых потолков, замысловатых безделушек, просторных балконов, тянущихся из одной комнаты в другую, шикарной гостиной, в которой так приятно собрать толпу друзей-приятелей на какую-нибудь классную вечеринку.

– Ну вот мы и дома! – объявляет мне Питер и с тяжелым стуком роняет мой чемодан рядом с собой. – Надеюсь… то есть я хочу спросить… Ну как тебе? Ведь здесь же все или почти все сделано так, как того хотелось тебе.

– Все отлично! Просто великолепно! – восклицаю я и с трудом втискиваюсь в крохотную (ужас, до чего крохотную!) гостиную. Пожалуй, она раза в четыре меньше той, в которой обитали Моника и Рейчел. Инвалидную коляску мы оставили в холле. Я не захотела, даже символически, пересекать порог своего дома, сидя в инвалидном кресле. Ни за что! Ведь сегодня начало моей новой жизни. Новой меня!

– Так, говоришь, это я здесь наводила красоту?

– Главным образом ты! – Питер исчезает в кухне. Которая и не кухня совсем, а так, кухонька… небольшой закуток, примыкающий к гостиной с очень убогим набором бытовой техники. Я смотрю вслед мужу. Через дверной проем мне видно, как он мечется возле плиты. Он заметно нервничает. Это видно невооруженным глазом. Хотя, по сути, я ведь совсем не знаю этого мужчину. Вот он открывает холодильник и тут же снова захлопывает его. Открывает навесной шкафчик, потом закрывает его. Наконец на столе-стойке появляется огромный пластиковый контейнер. Там смесь орехов. Он берет контейнер и просовывает его через квадратное отверстие в стене на манер окон для раздачи пищи в столовках в мою сторону.