Михаил Аранов - Баржа смерти

«Амнезия, – тяжело вздыхает доктор, – а как меня звать, может, вспомните?»

Александр в смятении смотрит на медсестру. Кто же это? Ведь знакомое лицо. Медсестра называла фамилию доктора? Какая-то звериная фамилия: Волков, Зайцев, Соколов. «Вот Соловьёв!» – выпаливает Троицкий. «Да. Я доктор Савельев», – говорит врач и, помолчав, обращается к медсестре: «Здесь нужен психиатр».

Старенький, худенький человечек. Белый халат всё время сползает с его плеч. Так что видны погоны с полковничьими звёздами. Халат явно мешает ему.

– Товарищ полковник, давайте ваш халат, – говорит медсестра Галя.

– Да, да. Сделайте милость, – полковник сбрасывает с плеч халат, передает его Гале. Та помещает халат на вешалку, что прилажена у двери. Сейчас там висит серый халат контуженого политрука Троицкого.

– Это ваш больной? – полковник обращается к медсестре Гале.

– Да, да, – Галя кивает головой.

– Во-первых, желательно создать для больного теплую, доброжелательную обстановку. Ненавязчиво рассказывать человеку о событиях его прошлой жизни. Воспоминания должны быть только позитивные, стараться избегать отрицательных эмоций. Читать с ним книги. Предлагать, чтоб он рассказал о прочитанном. Но ни в коем случае не заставлять. Никакого давления на психику. Медикаменты я выпишу. Если в вашей аптеке чего-то нет, обращайтесь ко мне.

Полковник кивает в сторону доктора Савельева.

– Так точно товарищ полковник, – чеканит доктор Савельев.

Всё это время Александр Троицкий лежал на постели и безучастно смотрел на врачей. Когда медики удалились из палаты, Галя подсела к нему на койку.

– Саша, это светило психиатрии. Полковник Шварц.

Александр слышит голос медсестры Гали, и ему становится хорошо.

То ли медикаменты доктора Шварца помогли, или медсестра Галя создала ту доброжелательную атмосферу, которая стала лекарством для контуженой головы политрука. Были рассказы из прошлой жизни. Галин очень короткий: в Архангельске она окончила медицинское училище. Оттуда забрали в армию. Вот и весь сказ. А история Александра должна быть длинной. Его и брата усыновил доктор Троицкий Фёдор Игнатьевич. Мать свою он не помнит, она умерла рано. Отец тоже куда-то исчез, когда ему было лет пять. При слове «отец» в голове Троицкого тяжко загрохотал колокол. Его звук эхом повторяется многократно. Удары этого колокола мучительны и зловещи. Александр считает во весь голос: «Один, два, три». И тишина. Галя испуганно смотрит на Троицкого. Шепчет: «Саша, что с Вами?» «Поминальный колокол», – Александр трясёт головой, старается избавиться от тяжкого наваждения: перед его внутренним взором возникает тот седой – в немецкой форме. Троицкий не может никак забыть его улыбку. И улыбка седого вдруг превращается в смертельный оскал. По лицу Троицкого течёт пот. Галя вынимает из своего кармана салфетку. Осторожно вытирает его лицо. Он ловит её руку и целует её. Закрывает глаза и проваливается в пустоту. Сколько прошло времени – час или вечность?

И вот опять перед ним рука Гали. Он заворачивает рукав её халата почти до плеча. И целует её обнажённую руку. Галя сидит неподвижно. Потом вдруг хватает голову Троицкого и, как-то отчаянно целует его в губы.

Несколько дней он не видел Галю. Приходили другие медсёстры. С ними он вышагивал по коридору. Лечебные прогулки. Он нарочно качался при ходьбе. Медсёстры озабоченно говорили ему, что из их практики по времени он должен быть уже здоров. А здесь, право, всё очень странно затянулось. И доктор Шварц, мы знаем, мертвого подымает. Такой волшебник. Галя пришла в его палату ночью. Александр не спал, будто ожидал её.

Потом они лежали молча. Александру почему-то казалось, что на лице его сейчас счастливая и глупая улыбка. «Как тебе?» – тихо спросил он. «Я думала, будет больно. А было хорошо», – слышит он её шёпот.

Галя повернулась к нему, поцеловала и тихо попросила: «Встань с постели. Я на минуту зажгу свет и сменю простынь». Вспыхнула тусклая лампочка. Галя успела накинуть на себя халат. Но Александру всё-таки удалось увидеть все её чудные прелести. «Отвернись, бесстыдник», – слышится её голос. Александр стоит в армейских кальсонах. И вид его совсем неприглядный. Он бросает взгляд на свою постель, видит красное пятно на ней. И до него доходит: «Он первый». Галя быстро меняет простыню и гасит свет. И опять она в его объятьях. «Я первый», – шепчет он Гале. «Первый, первый», – Галя целует Троицкого. И заходится негромким смехом. В смехе её Троицкому слышится звук волшебной флейты. А потом были короткие и длинные ночи. Короткие, когда она осторожно высвобождалась из его объятий, шептала: «Я нынче на дежурстве». И улетала как ночная бабочка.

А слухи, однако, доползли и до начальственных ушей. Александр заметил, что доктор Савельев смотрит на него несколько подозрительно. И с Галей Савельев стал неумеренно строг. Доктор Савельев долго не решался на разговор, но, видно, пришлось. Отозвал медсестру Галю в коридор, холодно спросил: «Что у тебя с Троицким?» «Да, да, да», – каким-то восторженным отчаянием произносит Галя. Доктор печально качает головой:

– Как бы ты потом об этом не пожалела.

– Я не хочу думать о потом. Я сейчас счастлива, счастлива, – Галя громко хохочет.

Доктор оглядывается по сторонам. «Этой девчонке сейчас море по колено. Слава Богу, сейчас никого рядом нет», – сокрушённо думает он. И вдруг ловит себя на мысли, что он завидует этому контуженому политруку.

Троицкому пришло письмо от жены. Вера писала, что очень скучает по нему. Ждёт, не дождётся его приезда. Рада, что он выздоравливает. Папа достал лекарства. И Сашенька поправился. Александр со странным безразличием прочитал письмо, сунул его в карман халата и тут же про него забыл.

Доктор Савельев вдруг заторопился с выпиской Троицкого из госпиталя. Это Александру показалось, что «вдруг». Впрочем, он действительно, чувствовал себя совершенно здоровым. А с Галей всё не удавалось увидеться наедине. Лишь бумажку со своим домашним адресом в Архангельске Галя передала Александру.

Когда получал документы о выписке из госпиталя, обратил внимание на двух тёток. Сидели они на лавке за его спиной. В черных фуфайках, надетых на белые халаты. Значит госпитальные санитарки или уборщицы. Слышит их негромкий разговор. Одна говорит: «Галька-то наша вот с этим связалась, дурёха». Другая ей вторит: «Ничего не попишешь. Нынче у молодух на мужиков охота». Мужику Троицкому хочется повернуться к этим теткам и послать матом куда подальше. Но политрук в нём командует: «Молчать. И строевым – по плацу!»

Галя догнала его, когда он шагал по парковой аллее, что уходила от госпитальных зданий. Она была в халате. Было довольно холодно, хотя под апрельским солнцем уже звенела капель. Александр расстегнул свою шинель. Полами шинели накрывает свою тоненькую, хрупкую девочку. Плотно прижимает её к себе. Они стоят под вековой липой. Толстый ствол защищает их от холодного ветра. Александр закрывает глаза, и мерный благовест к заутрене звучит в нём. «Ты слышишь звон колоколов?» – шепчет он. Галя подымает на него глаза.