Лоран Гунель - Бог всегда путешествует инкогнито

Войдя в дом, я увидел, что к ручке моей двери привязан бумажный пакет. Я положил его на кухонный стол. Внутри оказался еще теплый сверток, завернутый в фольгу. Сверху лежал синий конверт с тонко отделанным зубчатым клапаном. Я открыл его. В нем оказалась записка на такой же синей бумаге. Почерк был ровный, с нажимом, так в наши дни уже никто не пишет.

«Приятного аппетита. Мадам Бланшар».

В этот вечер я обедал восхитительными шоколадными пирожными.

Несмотря на то что я всеми силами пытался выполнить последнее задание, надо было смириться с очевидностью и обеспечить позиции для отступления. Шансы на успех приближались к нулю, и я просто обязан был предусмотреть поражение и встретить его возможные последствия. Это был вопрос выживания.

Я решил провести углубленное расследование по поводу темного прошлого Игоря Дубровского. Если он действительно добился освобождения, загипнотизировав судей, в чем я далеко не был уверен, то мне надо было разыскать еще какие-нибудь детали, которые обеспечили бы мне сильную позицию на переговорах. Если же я докопаюсь до трупов, то у меня будет еще козырь… Мною двигало внутреннее убеждение, что ключ к моей свободе кроется именно в его прошлом.

Я снова вернулся к Интернету, к поиску статьи журналиста из «Монд», имя которого позабыл. Этот журналист полнее, чем другие, документировал дело об убийстве. Я вспомнил, что он давал такие точные детали метода Дубровского и такие сведения о нем самом, как будто был с ним лично знаком. С ним обязательно надо было поговорить.

Статью я нашел без труда. Автора звали Жан Калюзак. Не сбавляя темпа, я взялся за телефон.

— Здравствуйте, я разыскиваю журналиста, который работал в «Монд» в семидесятые годы, не знаю, работает ли он сейчас…

— Как его имя?

— Жан Калюзак.

— Как вы сказали?

— Калюзак. Жан Калюзак.

— Никогда о таком не слышала. Я уже восемь лет здесь работаю… Наверное, ваш приятель уже давно уволился!

— Он не мой приятель, но мне во что бы то ни стало надо его разыскать.

Это очень важно. А есть у вас кто-нибудь, кто его знал и сохранил его координаты?

— Откуда же я знаю? Для этого надо кликнуть клич по всем этажам.

— Но вы наверняка знаете, кто был тогда главным редактором. Может, он сможет мне помочь…

В трубке засопели.

— В каком году, вы говорите?

— В тысяча девятьсот семьдесят шестом.

— Не кладите трубку…

На долгие минуты в трубке зазвучала джазовая мелодия саксофона. Она играла так долго, что я уже решил, не позабыли ли обо мне.

— Я вам дам его телефон, но без гарантии. Я уже давно потеряла с ним контакт. Раймон Верже, ноль один, сорок семь, двадцать…

— Подождите, я записываю… Раймон Верже, ноль один, сорок?..

— Сорок семь, двадцать восемь, одиннадцать, ноль три.

— Прекрасно! Спасибо!

Она отсоединилась, видимо, желая отсечь следующий вопрос.

Я набрал номер, боясь, что он уже недействителен. Послышался гудок. Уф! Хоть что-то… Четыре гудка, пять… Ничего. Семь, восемь… Я уже отчаялся, но тут трубку сняли. Сначала в трубке было тихо, потом отозвался немного дрожащий женский голос. Скрестив пальцы на удачу, я изложил свой вопрос.

— Кто звонит, месье?

— Алан Гринмор.

— Он вас знает?

— Пока нет, но я бы очень хотел с ним поговорить по поводу одного из его старых сотрудников.

— Хорошо. Это его развлечет… Только четко выговаривайте слова, если хотите, чтобы он вас услышал.

Последовало долгое молчание. Я терпеливо ждал. В трубке пошептались, потом снова замолчали.

— Алло, — послышался наконец тягучий мужской голос.

Я последовал совету его супруги и старательно выделял каждый слог.

— Здравствуйте, месье Верже. Мое имя Алан Гринмор, ваш номер телефона мне дали в газете «Монд». Я отважился вам позвонить, поскольку мне очень надо встретиться с одним из ваших старых журналистов. Для меня это очень важно, и в газете полагают, что у вас могли сохраниться его координаты.

— Старый журналист? С некоторыми я встречаюсь до сих пор. Как его имя? Я всех помню. Моя жена подтвердит, что я всезнайка.

— Жан Калюзак.

— Как-как?

— Жан Калюзак.

Долгое молчание.

— Месье Верже, вы еще на проводе?

— Это имя мне ничего не говорит, — сознался он.

— Прошло уже тридцать лет…

— Нет, нет! Дело не в этом! Я бы вспомнил… Нет, это, несомненно, был псевдоним.

— Псевдоним?

— Да, журналисты этим часто пользуются, подписывая статьи, которые, к примеру, не попадают в русло их обычной тематики.

— И… вы сможете найти его настоящее имя?

— Да, у меня есть список всех моих журналистов и их псевдонимов. Знаете, я все это храню… Позвоните мне через полчаса, и я вам скажу.

Получасом позже жена снова его позвала, попросив меня закругляться, чтобы не вторгаться в послеобеденный отдых.

— В моем списке нет Калюзака. Вы уверены, что его зовут именно так?

— Абсолютно уверен.

— Тогда, видимо, речь идет о ком-то из знаменитых журналистов. В таких случаях они выступали анонимно.

Кто-то из знаменитых? Но зачем ему интересоваться самоубийством какого-то незнакомца?

— Я весьма сожалею, — с явным разочарованием сказал Верже, — но не в моих силах вам помочь. Оставьте ваши координаты, вдруг память сработает…

Говорят, удача улыбается смелым. В моем случае она заставила себя ждать. У меня пошла полоса невезения. Я принял грандиозный вызов, выйдя в одиночку на борьбу с гениальным и могущественным безумцем. Но звезды явно складывались не в мою пользу.

В то утро я явился в бюро с опозданием. Первые кандидаты, записанные на этот день, уже пришли в приемную, одетые в темные костюмы, без единой лишней складочки на брюках или юбках. Я быстро прошел через холл, где витали ароматы духов и лосьона после бритья, и пошел наверх пешком, чтобы не оказаться в лифте вместе с начальником службы и не ехать два этажа в неловком молчании.

Едва я устроился в своем кабинете, как вошла Алиса, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Посмотри-ка, — сказала она, протягивая мне два листка.

Я взял документы. Один был отправлен из административной службы. Я узнал черный список предприятий, находящихся в тисках финансового кризиса, который составляли службы нашего управления. Такие списки печатали ежемесячно для руководителей подразделений, а те пересылали их нам. В этот месяц мы их не получали.

Второй документ давал разверстку встреч и консультаций для каждого из нас на неделю. Его мы получали по понедельникам. Даже бегло посмотрев на обе страницы, можно было определить, что многие имена фигурировали и там, и там. Черный список датировался первым августа, а разверстка — пятым.

— Ты понимаешь? — произнесла она в полном шоке. — Ты отдаешь себе отчет, что это означает? Нас толкают на то, чтобы мы выставляли показатели у клиентов, к которым наверняка никого не отправим. Это черт знает что! Дирекция принимает одно за другим решения, противоречащие здравому смыслу! Я такой работы не понимаю. И не знаю, видишь ли ты, что это все значит! Если клиент не платит, это нас не касается! Нас хотят заставить работать даром, понимаешь?