Лоран Гунель - Бог всегда путешествует инкогнито

Я услышал, как заскрипели деревянные ступени: это удалялся ее муж.

— В настоящее время мне угрожает один человек, психиатр Игорь Дубровский. Если моя информация точна, вы подавали на него жалобу, когда…

— Когда мой сын покончил с собой…

— Этого человека оправдали за отсутствием доказательств. Не могли бы вы рассказать мне все, что вам о нем известно?

— Это было тридцать лет тому назад… — сказала она задумчиво.

— Расскажите, пожалуйста, все, что помните, чтобы я мог попробовать… как-то себя защитить.

— Вы знаете… после процесса я виделась с ним всего один раз…

— Но ведь это он применял к вашему сыну терапию…

— Да, в особенности он. Он нам об этом говорил, когда мы с мужем доверили ему лечение Франсуа. Сказать по правде, я не помню, что он тогда говорил…

— Как понять «в особенности»?

— Франсуа лечили два врача.

— У вашего сына было два психиатра?

— Да. Доктор Дубровский и еще один, в больнице.

Я задумался.

— Не хотите ли кофе? Мой муж приготовит, — мягко предложила она.

— Нет, большое спасибо. Скажите, а что ваш сын рассказывал об Игоре Дубровском?

— О, месье, мне он ничего не говорил. Знаете, он был не особенно разговорчив. Он имел обыкновение все таить в себе.

Она немного отдышалась и прибавила:

— Но несомненно, это его очень тяготило.

— Но если вашим сыном занимались два врача, почему вы подали жалобу именно на Дубровского?

— Видите ли, месье, есть вещи, которые превышают наше понимание. Мы ими и не интересовались, сознавая, что сына уже не вернешь. Он был нашим единственным сыном… Мир обрушился, и земля ушла у нас из-под ног, когда он умер. Все остальное уже не имело значения. Мы подали жалобу не из мести, а потому, что нас об этом попросили. Бороться с судьбой бесполезно.

— Но почему именно на Дубровского, а не на другого психиатра? И почему не на обоих? И… в чем вы могли его упрекнуть?

— Нам объяснили, что это именно он толкнул Франсуа на самоубийство. И это не выдумка, знаете ли… Достаточно уже того, что он нам сообщил. И потом, так тяжко ходить в суд каждый день… Нам так хотелось побыть в одиночестве…

— Подождите, подождите… Кто все это вам говорил?

— Тот господин, что нас консультировал. Он все время повторял: «Подумайте о тех молодых людях, которых вы спасете».

— Вы хотите сказать — ваш адвокат?

— Нет, не адвокат. Он в суд не ездил.

— Так кто же это был?

— Я сейчас точно не помню. Ведь прошло больше тридцати лет… Много людей тогда приходили к нам в дом… Пожарные, полицейские, комиссар, страховые агенты… Мы с ними не были знакомы, мой муж и я…

— А этот человек… вы не можете сказать, какое у него было звание, какова официальная роль?

Она помедлила, напрягая память:

— Нет… но это был высокопоставленный господин.

— А вы не могли бы его описать?

— Нет… мне очень жаль… Я совершенно не помню его лица. Единственное, что приходит на ум, так это то, что он был помешан на обуви. Это было необычно и доставило нам немало хлопот, потому и запомнилось.

Да, с такого рода информацией далеко не уедешь…

— Ну просто настоящий маньяк, — снова заговорила она, с грустной улыбкой вспоминая сцену. — Он все спрашивал нас, не подходила ли наша собака к его мокасинам. И помню еще, что он брызгал слюной… И во время разговора все доставал из кармана платок и обмахивал свои башмаки. А уходя, тщательно вытер ноги о коврик. Должна сказать, меня это даже обидело…

Враги ваших врагов совсем необязательно ваши друзья. Человек, с которым я встречался в то утро возле Биржи, другом мне не был, и уж точно никогда им не станет.

Однако это был единственный в мире человек, который мог помешать Дюнкеру спать спокойно. Фишерман. Тот самый Фишерман, что регулярно публиковал в «Эко» негативные отзывы о нашем бюро. Ни разу у нас не побывав, он осмелился написать, что сотрудники «Дюнкер Консалтинг» недостаточно продуктивно работают, вызвав тем самым внутри бюро целый шквал распоряжений, одно хуже другого, в результате чего давление на нас усилилось до предела.

Мы с ним поговорили по телефону, и я уговорил его встретиться со мной, напустив загадочного тумана и раздразнив его аппетит.

Я пришел пораньше и устроился за одним из мраморных столиков в металлической оправе. В это время клиентов было немного, но приближался час обеда, и в кафе становилось все оживленнее. Официант спешил расставить приборы. Бармен за стойкой разливал пиво для завсегдатаев, переговариваясь с кем-то нарочито низким голосом, а за его спиной в кофеварке уже готовились «эспрессо», наполняя все вокруг ароматом «арабики». Мойщик витрин плавно возил по стеклу окномойкой, оставляя диковинные мыльные ручейки и тут же, как по волшебству, снимая их губкой. А на тротуаре исполняли свой нескончаемый вальс темные костюмы и галстуки.

Я описал себя Фишерману, чтобы он сразу мог меня узнать. Но когда я увидел входящего человека в твидовом костюме, в рубашке с расстегнутым воротом и в больших темных очках в черепаховой оправе, которые совсем скрывали густые брови, то сразу понял, что это он. Понял гораздо раньше, чем он меня увидел.

Он поздоровался сквозь зубы, без улыбки. Я предложил ему кофе, но он отказался.

— Как я вам уже говорил, я мог бы, в определенные дни и в определенных пределах, сообщать вам предполагаемую тенденцию изменения курса акций «Дюнкер Консалтинг» на следующий день.

— А что вам дает эта… способность?

— Время от времени у меня появляются сведения о некоторых событиях, которые не сразу публикуются.

Он посмотрел на меня с подозрением:

— И откуда у вас эта информация?

— Я служащий предприятия.

Теперь в его глазах появилось презрение.

— И что вы хотите взамен? — произнес он с видом человека, у которого уже не осталось никаких иллюзий относительно человеческой природы.

— Ничего.

— Если бы вам это не было выгодно, вы бы сюда не пришли.

— Мы с вами заодно.

— Но что вам это даст? — настаивал он с инквизиторским упорством.

— Я ненавижу Марка Дюнкера. И мне выгодно все, что может его уничтожить.

Похоже, мой ответ его устроил, поскольку вполне укладывался в его картину мира.

Он сделал знак официанту принести кофе, а я продолжал:

— Всякий раз, как вы публикуете какую-нибудь гадость о нашей конторе, эти сведения распространяют среди всех штатных сотрудников.

Он никак не отреагировал на мои слова, лицо его так и осталось каменным.

— Так вы собираетесь заранее предупреждать меня о событиях, о которых вам удастся узнать? Так?

— Нет, я не собираюсь сообщать о событиях. Но как только я узнаю, что информация готовится к публикации, я сразу вас предупрежу.

— И что же в этом случае изменится?