Лоран Гунель - Бог всегда путешествует инкогнито

Два дня кряду я варился в этой литературе, преисполненной знойного эротизма. И отчего это французские юристы пользуются такими мудреными формулировками, чтобы выразить, в сущности, простые вещи? Довольно быстро я понял, что англосаксонское бухгалтерское образование не позволяет мне постичь всю эту абракадабру. Мне срочно требовалась помощь.

Одним из выгодных аспектов ремесла сотрудника службы занятости является то, что ты быстро обзаводишься базой данных. Я связался с управляющим финансами, которого я направил в одну фирму среднего бизнеса несколько недель назад. Он оставил по себе приятное впечатление и казался симпатичным малым. Я предварительно прощупал почву, объяснив, какого рода помощь мне нужна. Он сразу откликнулся, и я отправил ему экспресс-почтой все документы, которыми располагал.

Спустя несколько дней мы встретились вечером в кафе возле Люксембургского сада. Он пришел точно в назначенный час. Шикарный бежевый костюм прекрасно сидел на его высокой и худой фигуре, последняя пуговица на белоснежной рубашке была расстегнута, узел галстука слегка ослаблен. Он проявил любезность и все прочел.

— «Дюнкер Консалтинг» является престижным ОУУ на новом рынке Парижской биржи, — сообщил он.

— ОУУ?

— Обществом с упрощенным управлением. Специфика этой юридической формы заключается в том, что правила функционирования определяются уставом, а не гражданским правом.

— То есть учредители диктуют свои правила?

— В какой-то мере — да.

— И какие же правила в этой форме особенные?

— Да, в общем, ничего особенного, кроме процедуры избрания президента.

— Вот это меня как раз и интересует.

— Президент напрямую избирается генеральной ассамблеей акционеров, что само по себе практикуется нечасто.

— Значит, за президента голосуют все акционеры, если я правильно понял.

— Нет, совсем не все. Только те, кто присутствует на ассамблее. Присутствовать имеют право все, но многих все это не волнует, за исключением крупных акционеров, конечно.

— Кроме крупных акционеров…

— Да, есть два крупных акционера и десятки тысяч мелких держателей акций.

— Попробую угадать… Держу пари, что один из крупных — Марк Дюнкер.

— Нет, у него всего восемь процентов.

Я вспомнил, что Алиса уже однажды говорила мне об этом. Включая биржевые операции, у Дюнкера было очень мало акций. Настоящая власть сосредотачивалась не в его руках… Блестяще…

— А кто остальные акционеры?

— Инвестиционный фонд «Инвенира», представленный управляющим, Давидом Пупоном, и американский пенсионный фонд «Стравекс», представленный неким Розенблаком, управляющим французского филиала. Они владеют тридцатью четырьмя процентами акций на двоих. Остальные акционеры, кроме, конечно, самого Дюнкера, владеют не более чем одним процентом. Не говоря уже о том, что у крупных акционеров полностью развязаны руки…

Прохожих становилось все больше, в основном это были туристы или просто зеваки в солнечных очках, никуда не спешащие, в отличие от расходящихся с работы парижан. На тротуаре напротив собралась небольшая толпа желающих полюбоваться на баннеры, развешенные на решетке Люксембургского сада. За столиком рядом с нами какая-то девушка уминала горячие пирожки, от которых исходил восхитительный запах яблок и жженого сахара.

Я пошел на огромный риск и изложил собеседнику суть своего проекта.

Он из деликатности не посмеялся надо мной, ограничившись легкой гримасой.

— Не хочу вас обескураживать, но, думаю, это недостижимо…

— Я и сам сомневаюсь…

— Нет, на самом деле с математической точки зрения шанс есть. Если Дюнкер остался президентом, то это означает, что он заполучил голоса обоих крупных акционеров.

— Почему? Ведь у них только тридцать четыре процента голосов, ведь не пятьдесят же…

— Я вам уже сказал почему: мелкие акционеры не являются на генеральную ассамблею. Это им ничего не дает. Конечно, есть и такие, кто приходит в надежде на банкет после собрания. Но их раз-два и обчелся. Ясное дело, они ничего не способны изменить в количестве голосов. Должен сказать, мелких держателей акций несколько десятков тысяч. Чтобы как-то повлиять на голоса, им надо собраться всем вместе… Уверен, что этого никогда не будет, разве что предприятие окажется на краю пропасти и они слетятся, испугавшись за свою долю. И хором заплачут…

В данном случае плакать хотелось мне.

— Если Дюнкера переизбрали президентом, — продолжал он, — вполне возможно, что он тоже как-то поддержал эту парочку. У них тридцать четыре процента, что составляет восемьдесят процентов голосов всех присутствующих на ассамблее. Я не могу судить ни о ваших талантах, ни о вашем даре убеждения, но не вижу причин, по которым эти двое могли бы изменить мнение в пользу молодого консультанта, находящегося на жалованье…

Я сидел в задумчивости, обескураженный соображениями здравого смысла.

По-летнему одетые туристы беспечно сновали мимо нас, мимо решетки сада, заглядываясь на баннеры.

— Мне очень жаль, — закончил он вполне искренне.

Всегда приятно выслушать сочувственный голос, когда у тебя все плохо, но я еще не был готов себя похоронить. Надо найти какой-то выход, составить план атаки. Должен же быть выход!..

— Если бы вы были на моем месте, что бы вы сделали? Что было бы, с вашей точки зрения, наилучшим в таком контексте?

Он ответил, не колеблясь:

— Отступить. Вы ничего не сможете сделать. В вашем положении вы потеряете все и ничего не приобретете.

В моем положении… Знал бы ты, старина, мое положение…

Я рассчитался за два перье, поблагодарил его за помощь, и мы расстались.

А я отправился сквозь Люксембургский сад. Ходьба всегда помогала мне сбросить напряжение, избавиться от тревоги и восстановить силы. Я потерпел поражение, но сдаваться не собирался. Это сражение было моей единственной надеждой обрести свободу, а может, и остаться в живых. И я душой и телом был готов его принять, пусть даже шансы мои приближались к нулю. Надо было найти угол атаки…

Я завидовал беззаботным людям, гулявшим в саду. Маленькие старушки с рук кормили хлебом птиц, деликатно отгоняя вездесущих воробьев, норовивших украсть кусочек и улететь с ним на ближайшее дерево. Студенты пытали счастья, стараясь обратить на себя внимание девушек. А те как ни в чем не бывало листали учебники, сидя на металлических зеленых стульях и разнежившись от запаха роз. По саду ходили пони с довольными ребятишками на спинах, а рядом шли родители.

Я направился к тому выходу, что рядом с Сенатом, и зашагал по улочкам, спускавшимся к театру «Одеон».

Весь вечер я бродил по городу, чтобы прийти в себя, поворачивая ситуацию и так и эдак, ища слабое место в системе и стараясь разработать множество разных сценариев. У меня было такое ощущение, что я вот-вот найду, как подступиться к делу. Нужная мысль о том, как следует заново раздать карты, чтобы хоть что-то предпринять, ходила где-то рядом. Была ли то истинная интуиция или страстное желание найти выход?