Семен Лившин - Поговорим о странностях любви

Недавно мне попался осколок китайской чашки, селадон пятнадцатого века, его легко узнать на просвет, в стенке видны крохотные прозрачные пятнышки (Мака все еще говорит «пятышки»?). Мне рассказывали, что перед обжигом в стенку чашки закладывались рисовые зерна, огонь выжигал их, оставались прозрачные оспинки. Неужто только эта память и останется у нас с тобой, Оль?

Лицо напряглось, пальцы шевелятся, ты и во сне делаешь перевязку, спите, сестричка, а я еще посижу, вот ежик пришел в гости, обнюхивает остатки ужина под брезентом, здесь ежи совсем другие: в белых подштанниках и на высоких лапках, видно, модель повышенной проходимости; секунду мы смотрели друг на друга — он убежал, не понять никого, а может, он придет завтра, я запасу для него корочку кекса, но что толку, ежом надо родиться, приходите, скорпионы, я вас чаем угощу; упала звезда, еще одна, господи, да где же я возьму на вас на всех столько желаний, очень большие звезды над пустыней; чтобы их как следует разглядеть, астрономам, наверное, приходится поворачивать телескопы задом наперед, телескопы портятся, а звезды обижаются, вот еще одна полетела, если сейчас в городе дождь, а ты, как всегда, забыла зонтик, ниспошли тебе аллах, чтобы быстро пришел двадцать восьмой трамвай, чтоб Мака ночью не хныкал, чтоб булочная еще не закрылась, чтоб у твоих больных все быстро срасталось и чтоб я не написал тебе это письмо, а если все-таки напишу, то чтобы не отправил его, а приснись мне, и аминь.

— Идем на балкон, Томка. Страшно? Зато все видно. Смотри: две машины, три, четыре, ого, какая длинная, считаем ее за две, восемь, девять, тринадцать, десять, еще раз десять, потому что они одинаковые, собачья будка не считается, она нашу Джерри чуть не забрала, они кошек тоже хватают, если красивые, а она же сиамка, хорошо, там был хромой гицель, мама его вылечила однажды давно, а он ее узнал и выпустил Джерри, а мы с Олегом устроили Джерри именины, купили ей целого окуня, потом дали рюмку корвалола, вот она прыгала!

Томка, сколько проехало, не помнишь? Пускай будет восемь. Я уже умею их писать: это как два бублика слепились боками. Любишь бублики? А я с маком. Бабушка купит, сковырну мак и съем. Не, она ничего. Кричит, но добрая. Мы летом с ней на море ходили и в зоопарк. Там настоящая корова есть. А теперь бабушка не может. У нее сердце болит. А ты знаешь, где сердце? Ну да! Не скажу. Это у бабушки слева. Я когда вырасту, у меня тоже там будет. Сегодня, говорила, в Луна-парк сходим, и нет ее. У меня там свое летающее блюдце. На нем все боятся кататься, а я сел и — вж-ж… А Олег обещал меня взять на остров, только он в командировке. Угадай, что привезет? Вот и нет. Железную дорогу. Настоящую! С рельсами, с проводником, сядешь в вагон — чух-чух, чух-чух! И верблюда. Он будет бежать рядом. Вдруг тепловоз испортится, я на верблюда пересяду. Н-но, поехали! Быстрей, быстрей. Всех обгоняем! Сама ты противная! Верблюды знаешь они какие верные! И чернослив любят. Целое ведро могут съесть. Ничего они не жадные. Это же не для себя. Залазишь на верблюда, едешь, едешь, захотел кушать, отвинтил в горбе пробку и ешь чернослив. А в другом горбе молоко холодно-е…

Гляди, какая желтая! Номер не наш! Оп-ля, свернула. Забоялась. Томка, там, наверно, шпионы! Они заметили, что мы сверху следим, и хотят смыться. Беги к окну, а я с балкона. Бери ручку. Это будет пистолет. А я из автомата. Огонь! Ды-ды-ды! Ды-ды-ды-ды-ды! Целься в колеса! Ти-у, ти-у-у! Забоялись, повернули назад. Тарах-тарах! Попал! Ура-а! Гляди, стала! Выскочили! Бегут! Тарах, тарах, тарах! Ура-а! Прячутся под зонтиком. Наша победа!

Томка, брысь с балкона. Дождь же. Твоя мама говорит: ты и так дохлая. Кому сказал? Как это не хочешь? Сказано, брысь, значит, брысь. А по шее? Это мне слабо? Увидишь! Ой! Вот ты как! Я тебе покусаюсь! А по башке! А по шее! Будешь?! Ты чего? Сама лезла, и сама ревет. Балда. Потому что — балда. Хватит нюнить! Давай еще поиграем. За мной придет бабушка, а ты реви, сколько влезет. Не хочешь? А что хочешь? Ладно, бери жвачку. Только не апельсиновую, я ее сам люблю. Тогда никакой не получишь. Иди-иди! Ябеда соленая, на костре копченная, опилками набитая, чтоб не была сердитая! Ой, напугала! Дядя Шура ничего не сделает. Ничего не злой. А шипит, потому что у него в горле трубка, как у сифона. Мне мама говорила. И в сказке так написано. Про принца с серебряным горлом. Наверное, дядю Шуру выгнали из принцев. За что? Может, курил в туалете.

Сказку рассказать? Эту не буду, она не таинственная. Хочешь про Бабу Ягу? Ничего не страшная. Вот Юрка читал про Хому Брута, так то да-а! Там гроб по церкви летает! Гроб — это когда кто-то умер, понимаешь? Да ну тебя! Зачем твоему воробью гроб? А вдруг он оживет и подумает, что это клетка? Ладно, расскажу другую. Это сказка из рота. Ну, изо рта, какая разница. В смысле не из книжки. Мне ее Олег рассказал, ну, папа, потом я ее забыл и сам придумал. Честно. Жила-была рыбка. Очень-преочень маленькая. Не, меченосец в аквариуме, а она жила в море. Большие рыбы ее били, кусали, а что она им сделает? У щуки зубы здоровенные, а у камбалы шипы, как долбанет! Камбала — это тоже рыба, только плоская. Почему, почему… Потому что на нее кит наступил. Ну, вот. Они эту маленькую рыбку все время дразнили. Она думает: ладно, я от вас удеру. Ночью все заснули, рыбка потихоньку оделась и побежала на морвокзал. Раз, и забралась на теплоход. Там здорово было. Музыка, можно в настольный футбол играть, и бассейн есть. Глубо-окий! Они за ней погнались, а рыбка попросила капитана, он поехал сильней, и щука с камбалой ее не догнали. Теплоход, когда захочет, очень быстро едет. Вечером лег спать, а утром встал: Крым. Не, бабушка дома была, мы ей письмо из Ялты послали. А рыбка легла спать. Спит-спит, спит-спит. Вдруг — а-а-а!!! Ты чего? Это не я, это на теплоходе так закричали. Рыбка тоже испугалась. И побежала. А там черепаха лежит, водорослями связанная. А на нее нападает дракакатица. Это такой зверь… вроде змеи и с иголками… очень ядовитая. Но рыбка не испугалась. Она знала, что у дракакатицы на хвосте есть место без колючек. Если схватить за него и пощекотать, она сразу сдается. Рыбка как схватит ее, как защекочет! Дракакатица испугалась и смылась. А рыбка развязала черепаху и дала ей корвалол. Это капли такие. Их только бабушка любит и Джерри. Но вдруг приплыли две акулы. Во-от такие! Они на всех нападали. Одна акула прыгнула на рыбку. А рыбка выхватила маленький пистолетик. Тарах-тарах! Акула раз, и потонула. А вторая тихонько подкралась сзади. Черепаха кричит: «Рыбка, рыбка, оглянись!» Вообще-то нет, они не говорят, но эта была говорящая. Ну, как попугай, только черепаха. У нее на лапе была волшебная жемчужина. Она выполняла все желания. А дракакатица хотела ее украсть и продать акулам. Не, пистолетик рыбка не успела зарядить. Акула ее уже почти заглотнула, а рыбка подумала: «Эх, если бы я могла улететь!» Ну, ты скажешь: самолет! Разве рыбку пустят в самолет? Она хотела, как птицы летать, на крыльях. Вот. Черепаха услыхала, нажала на волшебную жемчужину — блимс! У рыбки выросли крылья! Настоящие, как у орла! И она полетела. Высоко-высоко! Выше самолетов, выше вертолетов, выше домов! А вторая акула лопнула от злости. Рыбка летела по воздуху, летела, летела… Там было ей так хорошо! Не, птицы ее не обижали. У нее же были крылья от орла. И большой бинокль. В него все видно. Даже если нет ничего. Смотрела она в бинокль и летела дальше. А потом соскучилась за мамой и папой. Взяла и нырнула к ним в море. Они обрадовались и купили ей велик. Совсем как взрослый. И еще с ластами. И с пропеллером. Хочешь, под водой ездишь, хочешь — по облакам. Рыбка пошла кататься на велике. А они стали ругаться. Не с ней, а сами с собой. Ну, так… Она прибежала и говорит: папа, мама, лучше возьмите из моей копилки деньги и пойдите в кино. Они обрадовались и пошли. А рыбка стала играть с черепахой. Дракакатицу они убили и разорвали на куски. Потом черепаха говорит: давай полетим на один морской остров, там акулы закопали таинственный клад. И они полетели. А на острове…