Сергей Тютюнник - Обломок Вавилонской башни

— А мы с тобой спать вообще, что ли, не будем? – интересуется капитан.

— Я буду дежурить, сколько смогу. А ты иди отдыхай, – говорит, зевая и поеживаясь, Чихория. — Когда станет невмоготу, я тебя разбужу. Сменишь меня. Кто-то из офицеров постоянно должен быть здесь.

Ветер шумит в мокром кустарнике. Слышны осторожные шаги медика на темной лестнице. И совсем пока не слышен полет пули из снайперской винтовки. Хлопок выстрела ударяет в уши уже после того, как свинцовый плевок попадает чуть ниже сигареты, закуренной водителем на крыше в нарушение приказа Чихории.

— Товарищ старший лейтенант! — орет растерянный сержант. – Савчука в шею ранило!

Георгий бежит на крышу и подползает к солдату. Водитель сучит ногами, в его горле булькает кровь, в окостеневших губах продолжает дымить сигарета.

— Я же вам говорил — не курить, придурки! — зло шепчет Георгий. — Смотрите в оба, откуда бьет, гасите его, суку!

Он тащит раненого вниз, на второй этаж, как мешок с картошкой.

— Капитан, где ты? Помоги! — зовет Чихория, надрываясь от тяжести и спотыкаясь в темноте.

Водитель хрипит. Георгий укладывает его возле стены, выглядывает в окно и снова зовет: — Джаканов, где ты?

Над головой Чихории пролетает пуля и чмокается с бетонной стеной.

— Ух, блин! — удивляется Георгий и приседает. — Огонь! Что вы все, попримерзали?!

Солдаты клацают оружейными предохранителями и затворами и, не глядя, выпускают по пустырю сумасшедшую свинцовую свору.

— Прекратить! — орет после долгого грохота Чихория, испугавшись перерасхода патронов, и осторожно выглядывает в окно.

Ни зги не видать. Он выставляет свой автомат с ночным прицелом и всматривается через окуляр в зеленую светящуюся муть.

— Стреляют только те, у кого ночные прицелы! — командует Георгий.

Под стеной клокочет горлом водитель.

— Джаканов, блядь! — орет Чихория и, не дождавшись ответа, командует: — Рамазанов, найди капитана и приведи сюда!

Рамазанов отрывается от стены и направляется к лестнице. Две пули — от короткой автоматной очереди и снайперской винтовки – хлопаются в его сырую ватную куртку. Солдат с грохотом падает и царапает судорожными руками цементный пол. На крыше сержант включает свой пулемет, заглушая стон Рамазанова и мат Чихории.

Георгий ползет к солдату и ощупывает его ватник. Ладонь вляпывается в кровавое болото.

— Живой, земляк? Живой? — шепчет взводный.

— Больно, — скрежещет зубами Рамазанов.

— Где же эта падла Джаканов? — шипит Георгий и ползет к лестнице.

Капитан сидит на корточках в углу площадки между вторым и первым этажами, обхватив голову руками. Чихория натыкается на него в темноте.

— Ты что, ранен? — спрашивает Чихория, чувствуя, как дрожит Джаканов.

— Да. Нет, — задыхаясь, отвечает медик.

— Да или нет?! — Георгий начинает понимать, что капитан не мог быть ранен — пули сюда не долетают. Взводного бьет ток злости.

— Вставай, сука! Там люди без тебя подыхают! — кричит Чихория и пинает, пинает, пинает сапогами окаменевшее, скрюченное страхом тело Джаканова.

— Не могу! — истерично шепчет капитан, — Не могу! Не могу!

— Вставай, падаль! — месит его ногами Георгий. — Вставай!

На лестнице внизу слышны шаги. Это из подсобки прорвалась отдыхавшая смена. Чихория останавливается, перестает бить медика, забирает его сумку и идет к раненым. С крыши пустырь поливает огнем пулеметчик. Изредка хлопает снайперская винтовка.

Георгий расставляет прибывших на подмогу солдат у окон и на карачках ползет к раненым. Что делать с пробитой шеей, он не знает и просто переворачивает водителя лицом вниз, чтоб не захлебнулся кровью. На Рамазанове разрывает куртку и затыкает сочащиеся дырки в груди кусками бинта и ваты.

— Потерпи, братан! — шепчет взводный. — Я к тебе в Дагестан еще на свадьбу приеду.

— Больно! — надрывно стонет солдат и копает ногтями бетонный пол.

С пустыря с шипением взлетает осветительная ракета, повисает над подстанцией, и тут же по стенам пристройки цокают пули. По полу ползет прямоугольник света от окна. Подбородок водителя стоит в черной лужице крови. У Рамазанова сверкают оскаленные молодые зубы.

— Не высовываться! — кричит Георгий и направляется к лестнице, на крышу.

— Сколько их там, засек? — спрашивает у сержанта, чувствуя, что лег в лужу и вода подбирается к телу.

— Трое, — отвечает пулеметчик, не отрываясь от ночного прицела. — Снайпер вон там, за деревом, автоматчик — вон там, в прогалине, и еще один где-то тут недалеко ракету пустил. Но наверняка уже сменил позицию.

— Ну, это еще не все, — размышляет вслух Георгий. — Еще может сидеть без звука кто-нибудь, чтоб прикрывать их отход и перемещения. Да и на случай нашей контратаки, если решим прочесывать.

— А мы что, будем пустырь чесать? — удивленно смотрит на командира сержант, пытаясь поймать его взгляд, но взводный не отлипает от окуляра своего "ночника".

— Нет, ничего чесать мы не будем, — успокаивает пулеметчика Георгий и ползет к снайперу на другой конец крыши.

— Откуда они взялись? — не может прийти в себя солдат.

— На машине, видать, подъехали. Помнишь, фары светились пару часов назад? — говорит Чихория.

— Долго они нас, гады, выпасали, — вздыхает снайпер.

— Профессионалы. Наверняка воевали в Абхазии. Слишком уж грамотно работают. И стреляют — не то что вы, замудонцы, – вздыхает Георгий и вспоминает о раненых. — Учили вас, учили…

— Что учили?! — шепотом возмущается снайпер. — Лично я полгода то боксы для техники строю, то казарму ремонтирую. Винтовку в руках пятый раз в жизни держу!

— Ладно! — обрывает жалобы взводный. — Держишь, вот и держи! Твое дело хоть приблизительно в цель стрелять. Ты хоть их видишь?

— Двоих видел.

— Не попал, конечно? — скорее утверждает, чем спрашивает Георгий.

— Попадешь тут…

— Ладно, хоть наблюдение веди хорошо. У нас на всех только три ночных прицепа. Один у тебя. Гордись и отработай!

— Понятно. Как там наш раненый?

— Раненых уже двое. Рамазанов две пули в грудь схлопотал, – вздыхает Чихория. — Боюсь, не выживет…

— Ё мое! — отрывается от "ночника" снайпер.

— И врач, собака, в шоке! — взводный кривится и сплевывает.

— Как в шоке? — не понимает солдат.

— В шоке — как в жопе! — не сдерживается Георгий и слушает отдаленную перестрелку: где-то возле города воюют.

— Дай-ка мне винтовку, попробую достать хоть одного гада, – подвигается к солдату Георгий.

Долго всматривается в безжизненные кусты, ждет, что качнется ветка или шевельнется ствол оружия. Но все мертво. Лишь эхо далекой пальбы да тяжелое дыхание солдата рядом тревожат ухо Чихории — напоминают, что мир вне зеленого прицельного круга живет и дышит.