Сергей Тютюнник - Обломок Вавилонской башни

Повесть

Ингушско-осетинское вооруженное столкновение уникально прежде всего тем, что в состояние войны вступили два народа единого Российского государства. Словесные извивы по поводу того, что Ингушетия оставалась в стороне от конфликта, а участвовали в нем лишь ингуши, проживающие на территории Северной Осетии, не выдерживают никакой критики. Сам же конфликт обнажил кроме прочего катастрофическую слабость федеральной власти, не только не сумевшей разрядить ситуацию, но и позволившей определенным кругам раскалить ее до предела.

Слабостью Москвы объясняется и то, что вооруженное столкновение, стоившее обоим народам множества жертв, так и не получило правовой оценки. Каждой из сторон было позволено сформулировать собственное заключение, в результате чего конфликт получил вместо одной — две взаимоисключающие оценки. Осетинский народ (в подавляющем большинстве своем) считает, что подвергся неспровоцированной агрессии ингушей, пытавшихся силой осуществить свои притязания на Пригородный район Северной Осетии и правобережную часть города Владикавказа. Ингушский же народ (также в большинстве своем) уверен, что стал жертвой этнической чистки и геноцида со стороны осетин. То есть, каждая сторона держится за свою правду и готова отстаивать ее до конца. На этом не самом благоприятном фоне вот уже шесть с половиной лет строятся отношения двух народов и предпринимаются усилия по их примирению.

Повесть Сергея Тютюнника, которую мы предлагаем читателям “Дарьяла”, возвращает нас в прошлое и представляет третью сторону, участвовавшую в конфликте. Речь идет о солдатах и офицерах российской армии, которые волей-неволей были вовлечены в кровопролитие и, естественно, судили о происходящем со своей точки зрения.

Это первая публикация такого рода в нашем журнале, и мы надеемся, что она не только будет интересна читателям, но и приоткроет для них некоторые скрытые пружины той трагедии, что разыгралась на территории Северной Осетии осенью 1992 года.

Редакция журнала “Дарьял”

На шестнадцатилетнюю дочь полковника Иллариона Чихория наваливается любовь. С первого сентября в ее классе появляется "новенький". Это высокий смуглый юноша с сильным телом. Он жил в Южной Осетии, успел повоевать с грузинами за независимость своего края, но обрел лишь судьбу беженца и независимый, гордый взгляд на сверстников. Он смотрит на них холодными глазами изпод пышных ресниц и приподнимает левую тонкую бровь. В эти глаза и высокую бровь влюбляются большинство девочек класса. Мальчишки ходят за "новеньким", как жеребята за маткой, пытаясь вкусить молока мужества и боевого опыта.

Шестнадцатилетняя Светлана Чихория часами вертится перед зеркалом и вздыхает о тенистых ресницах юноши-осетина, прячущих холодный огонь глаз. Критически оценив свою внешность, Светлана огорчается и запирается в своей комнате читать книжку про любовь.

Ее отец — полковник Илларион Чихория — лежит в постели на животе и кряхтит от боли. От осенней сырости у него распалился радикулит. Жена Иллариона Чихория, потускневшая русская женщина, втирает мужу в поясницу лечебную мазь. Сын — Георгий Чихория – сидит посреди комнаты и рассказывает родителям о своей поездке в Дагестан.

Из роты, где Георгий служит командиром первого взвода, дезертировал солдат. Офицеры высчитали, что тот удрал домой, под Махачкалу. За беглецом послали старшего лейтенанта Чихорию.

Георгий поехал в Дагестан за свой счет, в гражданке, старательно скрывая в дороге свою принадлежность к армии, потому что добираться из Владикавказа до Махачкалы пришлось через взбунтовавшуюся Чечню и раскаленный страстями междоусобного 92го года Грозный. Солдата в часть он вернул, но денег от начальника финансовой службы полка не получил. И зарплату, и командировочные начфин пообещал не раньше чем через месяц. Дома Чихорию-младшего ждут жена-армянка и двухлетняя дочь. Им почти нечего есть. Семья дезертира нагрузила сына и его командира в дорогу продуктами, но Георгий постеснялся брать что-либо съестное домой, пользовался гостинцами только в пути.

После командировки старшему лейтенанту Чихории дали день отдыха, и вот он — у родителей, в старой трехкомнатной квартире посреди Владикавказа, продрогшего от ранних холодов осени.

Георгий рассказывает о своих делах скупо, подбирая слова, стараясь не расстроить мать. Мать вздыхает, все-таки расстраивается и, шаркая тапочками на сухоньких ногах, идет на кухню разогревать в духовке крупный речной песок из буйного Терека. Раскаленный песок она сыплет в холщовый мешочек и прикладывает к мужниной болячке. Грузное тело полковника Иллариона Чихории вздрагивает от ожога, он черным огненным глазом стреляет в супругу:

— Надя, осторожнее — печет!

— Ларик, потерпи, иначе месяц проваляешься туг! Неужели нравится ходить на четвереньках?

Иллариону Чихории не нравится ходить на четвереньках и не нравится болеть. Он чувствует себя в полной зависимости от своей обычно послушной, воспитанной в кавказских традициях жены. Жена начинает командовать им, муж-грузин начинает страдать. Но это полбеды. К страданиям морально-физическим добавились еще и морально-политические. По высочайшему приказу военное училище, где он преподает тактику и где учился его сын, закрывают и расформировывают.

— Такая учебно-материальная база! — с мягким грузинским акцентом говорит Чихория-старший. — Единственное у нас училище, где более-менее прилично готовили пехотных офицеров к действиям в горах! И все это — под нож! О чем они там, в Москве, думают? Разве так можно? Что, войн в горах больше никогда не будет?! Этот Кавказ — как пороховая бочка. Тут больше сотни народов и национальностей. И каждый нож за пазухой держит, норовит соседа зарезать и себе что-нибудь урвать.

Чихория-младший слушает молча, вздыхает и выходит на лестницу покурить. Ему обидно за училище, за армию и за страну, но не так, как отцу. Георгий надел погоны в смутное перестроечное время и более привычен к военной неразберихе и головотяпству последних лет. Чихория-старший со своими устоявшимися житейскими принципами болезненно воспринимает новости. Он впервые не знает, как прокормить семью: училищу, как и мотострелковому полку, где служит сын, уже третий месяц не дают денежного довольствия.

— Генерал Соколов из своего кабинета почти не выходит, на утреннем разводе боится офицерам в глаза смотреть, — Илларион Чихория качает крупной головой, когда-то укрытой жесткими черными кудрями, а теперь серой от седины. - Вот невезучий генерал! Командовал дивизией в Грозном — начался в прошлом году этот чеченский мятеж, сумасшедший Дудаев неизвестно откуда появился и неизвестно что затеял. В другие времена только дай приказ — разнесли бы к чертовой матери этот Грозный вместе с бандитами. А так — целую дивизию растащили, фактически – разгромили… Сколько оружия там оставили — ужас!