Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Около двух часов ночи Рёрен, съев по обыкновению самое яркое пирожное — розовая глазурь, а в середине ядовито зеленый цукат — и запив его пильзенским пивом, потащил к себе своего друга Шмидта и прочитал ему один роман из своего сундука.

Шмидт во время чтения выпил три бутылки мозельвейна и не переставал говорить сам с собой о «Кетхен фон Хейльбронн» Клейста. Кетхен была для него идеалом девушки. Всю жизнь он искал подобную ей, но так и не нашел.

Пока Рёрен возился на кухне с кофе, Шмидт, шатаясь, попробовал встать и при этом задел локтем керосиновую лампу и опрокинул ее. Сине-зеленое пламя охватило листы. Когда Рёрен вернулся с кофе, роман уже догорал.

В глазах Шмидта блестели пьяные слезы. Рёрен горько рыдал. Когда Шмидт в отчаянии спросил, что же теперь будет, Рёрен указал на сундук и, все еще всхлипывая, объяснил: «У меня пять экземпляров».

Благотворная мания величия, внезапно овладевшая Михаэлем после дождливой ночи, проведенной на скамейке в Тиргартене, расцвела пышным цветом. Непоколебимая и ни на чем не основанная уверенность, что «Разбойничья шайка» получит признание, возносила невесомого Михаэля над всеми жизненными заботами и огорчениями. Даже когда с деньгами было совсем плохо, он работал не меньше шестнадцати часов в сутки, иногда всю ночь напролет, пока птицы не начинали щебетать, а свет настольной лампочки не бледнел в сиянии утреннего солнца.

И все же спустя полтора года у него было написано всего три четверти романа. На лице Михаэля остались одни глаза. Глядя в зеркало, он думал: «Носы, кажется, не могут худеть».

— Писать трудно, очень трудно, — вздыхая, жаловался он иногда Лизе, усталый и счастливый. Лиза с течением времени, практикуясь на романе Михаэля, стала строгим литературным критиком и подвергала безжалостному разбору каждую строчку. Он уступал. Но, когда она предлагала другой вариант вместо только что написанного и потому казавшегося ему превосходным, он выходил из себя. Лиза всякий раз приходила в отчаяние, но не сдавалась. Только на другое утро он оказывался в состоянии спокойно поразмыслить над предложенным изменением и, если находил нужным, втихомолку принимал его.

Осенью 1913 года приехала погостить мать. Она ездила в Иену — там у нее рожала дочь, бывшая замужем за цейсовским механиком. Она и подумать не могла о том, чтобы быть так близко к сыну и вернуться в Вюрцбург, не навестив его, хотя дорога потребовала дополнительных расходов в две марки восемьдесят пфеннигов.

Михаэль восемь лет не видал матери. Она стала седой как лунь. Тотчас, при первом же знакомстве, между нею и Лизой установились близкие отношения. Несколько минут спустя счастливая и удивленная мать сказала Михаэлю:

— Ты женился на настоящей даме. И сердце у нее доброе. Я все сразу заметила. Да, у нее очень мягкое сердце, а ведь жизнь такая жестокая!

Она сидела в кресле в его комнате. Он прочел ей одну главу из «Разбойничьей шайки». Не глядя на него, погруженная в свои мысли, она покачала головой и сказала:

— Как ты только все это придумал?.

Острый взгляд матери, хорошо изучившей на жизненном опыте приметы бедности, нельзя было обмануть. Она угадала его горькую нужду, хотя не сказала ни слова. Но спустя три недели от матери пришло письмо, которое начиналось следующими словами:

«Я тоже решила написать роман, чтобы немножко помочь вам к зиме».

Михаэль вышел к Лизе и, улыбаясь, протянул ей письмо вместе с носовым платком. Она прочла письмо, вытирая слезы.

Он сказал:

— Мать, конечно, напишет, когда она родилась, где училась в школе, как была в услужении, как познакомилась с отцом, когда родила первого ребенка, когда второго, когда третьего, когда последнего, то есть меня, и на этом весь роман кончится — две страницы. Напишу ей, чтобы она этого не делала.

Лиза не согласилась:

— Это очень обидит ее. Она, конечно, целых три недели ломала голову, как бы нам помочь, и, наконец, ей пришел в голову единственный выход — написать роман. Да ты и сам видишь.

Лиза продолжала плакать и есть с большим аппетитом. Слезы капали прямо в тарелку. Даже когда Лиза была глубоко несчастна, она могла в одно и то же время плакать и есть с огромным удовольствием.

В начале марта 1914 года Михаэль послал рукопись в Мюнхенское издательство Георга Мюллера. Через три дня пришла телеграмма с запросом, не может ли он приехать для составления договора и подписания его. Михаэль, полностью сохранивший свою манию величия, ничуть не удивился. У свидетеля Рёрена, которому он со дня свадьбы остался должен пять марок, Михаэль занял денег на дорогу и выехал в Мюнхен.

Заставленные книгами полки по всем четырем стенам достигали потолка, письменный стол был завален счетами, письмами, проспектами, только что вышедшими книгами, и на все это светило солнце. Георг Мюллер, стройный великан, белокурый и безбородый, — Михаэль тут же подумал про себя, что Мюллер смахивает на лесника, который метит деревья для рубки, — вытянул под столом длинные ноги и сказал:

— Название у вас тоже хорошее.

Он предложил выплачивать Михаэлю двести марок ежемесячно в течение двух лет.

Михаэль решил, что дело его писательской чести — потребовать прибавки, и спокойно изрек:

— А мне нужно двести двадцать.

Мюллер засмеялся:

— Почему именно двести двадцать? — Впрочем, он привык иметь дело с невменяемыми: — Двести двадцать, так двести двадцать. — Он проставил цифру в договоре и выдал Михаэлю первый чек.

Преисполненный вечной любви к Георгу Мюллеру, Михаэль отправился в кафе Стефани. Там были новые, молодые лица, новое поколение. Стрелой примчался Артур. Тепло поздоровавшись с ним, Михаэль пригласил его поужинать в Одеон-баре. И тут он впервые подумал о том, на какие средства он, собственно, жил эти девять лет. «Девять лет — еда, платье, квартира, все остальное. Девять лет. На какие?» Он долго думал об этом. Никаких объяснений не приходило в голову. Наконец он решил, что лучшим объяснением могут служить слова из библии: «Взгляните на птиц небесных. Они не сеют, не жнут, и Отец ваш Небесный питает их».

На другой день он купил для Лизы две пары длинных белых лайковых перчаток, хотя вечернего платья у нее не было, и шляпу из тончайшей соломки цвета пшеницы — этакое средних размеров колесо с тульей из светлых шелковых розочек. В общем, шляпа была роскошная и обошлась в сто пятьдесят марок. И все же у него остались деньги на обратную дорогу. А первого числа следующего месяца он опять получит двести двадцать марок. Стоит ли тут думать, как прожить до первого?

«Разбойничья шайка» вышла 4 июня 1914 года. Неделю спустя Михаэль впервые увидел свое имя в газете: Пауль Шлентер, поборник натуралистического направления, которое по всей Европе к тому времени уже начало отмирать, поместил в двух номерах «Берлинер тагеблат» длинную статью, где похвалил книгу и — тут уж ничего не поделаешь — назвал ее натуралистическим романом. В литературных журналах и литературных отделах газет немало спорили о том, какой же это все-таки роман — натуралистический, неоромантический, импрессионистический или экспрессионистический. Именно тогда и был употреблен впервые термин «экпрессионизм».