Розамунда Пилчер - Собиратели ракушек

— Прекрасно, поздравляю вас. Как все романтично. Какие они отважные, эти молодые люди. И когда же?

— Прошу прощения?

— Когда произойдет это торжественное событие?

— Через две недели. В мае, в первую субботу. В Лондоне.

— И кто же счастливая избранница?

«Хм, она проявляет слишком большое любопытство, забывается. Надо поставить ее на место».

— Я еще не имела удовольствия познакомиться с ней, — с достоинством произнесла Долли. — Благодарю вас, миссис Масспретт, что нашли меня и позвали к телефону. — И она удалилась в гостиную, оставив хозяйку проверять счета.

Много лет назад пансион «Кумби» был частным домом, и тогда это помещение тоже служило гостиной. В нем был крошечный камин с высокой полкой, выложенный белым мрамором, и множество пухлых кушеток и кресел, обитых белым холстом в красных розах. По стенам развешаны акварели, но так высоко, что и не разглядеть, окно фонарем выходило в сад. После того как началась война, сад зарос сорняками. Мистер Масспретт пытался стричь газоны, но садовник ушел на войну, и цветники и дорожки были в густой траве.

В пансионе жили восемь постояльцев. Четверо из них считали себя цветом этого маленького общества, так сказать, beau monde’ом, и сплоченно держались вместе. Долли принадлежала к этой четверке. Кроме нее, туда входили полковник Фосетт Смайд с супругой и леди Бимиш. По вечерам они играли в гостиной в бридж, сидели в самых удобных креслах вокруг камина, в столовой занимали лучшие столики у окна. Остальным приходилось довольствоваться местами в холодных темных углах, где было очень трудно читать, и столиками в проходе из буфетной. Но эти бедняги были так поглощены собственными печалями, что никому и в голову не приходило их жалеть. Полковник Фосетт Смайд с супругой переехали в Девоншир из Кента. Им было под семьдесят. Полковник почти всю свою жизнь прослужил в армии и потому постоянно предсказывал, что предпримет этот негодяй Гитлер, а также давал собственное толкование тем обрывочным сведениям о секретном оружии и о передвижении боевых кораблей — сведениям, которые появлялись в газетах. Сам он был маленький, смуглый, с колючими усами щеткой, однако восполнял недостаток роста безупречной военной выправкой, командным голосом и строевым шагом. Жена его была вполне бесцветное создание с пушком на голове. Она почти все время вязала, говорила: «Да, душенька» — и соглашалась со всем, что изрекал ее муж, тем самым оказывая всем великую услугу, потому что полковник Фосетт Смайд не терпел возражений, он так разъярялся и багровел при малейшем намеке на несогласие, что, казалось, с ним сейчас случится удар.

Леди Бимиш была и того колоритней. Она единственная из всех не боялась ни бомб, ни танков, ни любого другого оружия, которым нацисты грозили ее уничтожить. Ей перевалило за восемьдесят, была она высока и дородна, с седыми волосами, скрученными в узелок на затылке, и серыми глазами, в которых никогда не таял лед. Она сильно хромала (последствия несчастного случая на охоте, объясняла она замирающим от благоговения собеседникам) и потому ходила, опираясь на тяжелую палку. Когда садилась, то прислоняла палку сбоку к стулу, так что проходящие неизменно спотыкались о нее и падали или больно ударялись голенью. Леди Бимиш с большой неохотой приехала в пансион «Кумби», чтобы дождаться здесь конца войны, согласившись на это только потому, что ее дом в Гэмпшире был реквизирован армией и семья настаивала на переселении в Девоншир. «Отправили в тыл бездельничать, как старого боевого коня», — постоянно ворчала она.

Муж леди Бимиш был высокопоставленный чиновник в Индийской колониальной администрации, и она большую часть жизни прожила в этой огромной стране, не зря именовавшейся драгоценнейшей жемчужиной в короне Британской империи, впрочем, сама леди Бимиш называла эту жемчужину не иначе как «Инджя». Без сомнения, она была величайшей опорой и поддержкой своему мужу, часто думала Долли; изысканной хозяйкой царила на балах и приемах в саду, становилась соратником во времена волнений и смут. Нетрудно представить, как она, в тропическом шлеме, вооруженная одним только шелковым зонтиком от солнца, усмиряет разъяренную толпу туземцев взглядом своих стальных глаз; а если те не успокаиваются, собирает дам и велит им рвать нижние юбки на бинты.

Компания ждала Долли там, где она их оставила, у крошечного камина. Миссис Фосетт Смайд вязала, леди Бимиш раскладывала пасьянс на своем переносном столике, полковник стоял спиной к огню и грел поясницу, расставив ноги, точно полицейский на посту, и слегка приседая на ревматических коленях.

— Вот я и вернулась. — Долли села в свое кресло.

— Что случилось? — спросила леди Бимиш, кладя пикового валета на червонную даму.

— Амброз звонил. Он женится.

Известие так поразило полковника, что он застыл на согнутых коленях. Ему потребовалась усиленная концентрация мысли, чтобы выпрямиться.

— Черт побери! — воскликнул он.

— Боже, это чудесно, — пролепетала миссис Фосетт Смайд.

— На ком? — поинтересовалась леди Бимиш.

— На дочери… на дочери художника.

Губы леди Бимиш презрительно сморщились.

— На дочери художника? — переспросила она с величайшим неодобрением.

— Я уверена, это знаменитый художник, — умиротворяюще проворковала миссис Фосетт Смайд.

— Как ее зовут?

— М-м… Пенелопа Стерн.

— Пенелопа Штейн? — Слух иногда подводил полковника.

— Боже упаси! — Конечно, все они с большим состраданием относились к несчастным евреям, но легко ли представить, что твой сын женится на еврейке?! — Не Штейн, а Стерн.

— Никогда в жизни не слышал о художнике по имени Стерн, — возразил полковник обиженно, как будто Долли их всех обманула.

— И у них дом на Оукли-стрит. Амброз твердит, что она мне понравится.

— Когда же свадьба?

— В начале мая.

— Вы поедете?

— Ну конечно, я непременно должна быть там. Надо будет позвонить на Бейсил-стрит и заказать номер. Может быть, стоит поехать немного раньше: пройдусь по магазинам, выберу несколько туалетов.

— Свадьба будет пышная? — спросила миссис Фосетт Смайд.

— Нет. В ратуше Челси.

— Ах, боже мой.

Долли почувствовала, что должна обрести уверенность и защитить своего сына. Ей была невыносима мысль, что кто-то из них станет жалеть ее.

— Что же делать, ведь идет война, в любую минуту Амброза могут послать в действующий флот… может быть, это самое разумное решение… хотя должна признаться, что всегда мечтала о торжественном венчании в церкви, под звуки органа. Но увы! — Она мужественно улыбнулась. — C’est la querre [17] Это война (фр.) . .

Леди Бимиш продолжала раскладывать пасьянс.

— Где он с ней познакомился?