Сергей Лойко - Рейс

Лет пять назад боевой генерал, ветеран-инвалид Афганской войны, Герой России и президент одной северокавказской республики Магомед Магомедович Магомедов лично подал иск в суд, требуя изъять из блокбастера «Кавказский разлом», снятого по сценарию Захарова, эпизод с фразой «Не брат я тебе, гнида черножопая!». Также генерал-президент требовал удовлетворения миллионного морального ущерба жителям республики, эмоционально пострадавшим в результате просмотра этого «расистского беспредела».

Процесс был публичный и громкий до чрезвычайности. Магомедов его проиграл. Захарова защищал Плевако современной российской адвокатуры — Генрих Водорезов, высокий, седой как лунь и похожий сразу на всех американских президентов на долларовых купюрах, вместе взятых. Баритоном оперного певца Водорезов убедительно доказал суду, что отвратительную фразу в сценарии Захарова произносит отрицательный герой, ксенофоб и злодей, которого через семь эпизодов все равно убивают, и что уважаемый Магомед Магомедович и его соплеменники «просто не досмотрели кино до конца». Магомедов, лично присутствовавший при оглашении, воспринял приговор как оскорбление его ветеранской чести и достоинства. В течение короткого времени на Захарова было совершено четыре покушения, и он чудом остался жив, расширив свою читательскую аудиторию на весь русский мир — так теперь было принято именовать в России страны ближнего и дальнего зарубежья, в которых имелась хоть какая-то русскоязычная диаспора. А Магомедова вскоре отправили в отставку со своего поста указом президента — в связи с утратой доверия.

Обо всех этих перипетиях и этапах боевого пути «соловья Генштаба», равно как и о его творчестве, Алехин не имел ни малейшего понятия, пока Рыбников не раскрыл ему глаза.

Вечером предыдущего дня он неожиданно встретился с Рыбниковым в холле отеля. Тот сидел за журнальным столиком и листал какой-то рекламный проспект.

— Жданов! Как хорошо, что я тебя нашел! — вскочил и бросился к нему Рыбников, словно они были давнишними друзьями. — Как у тебя дела с военным билетом?

— Выслали, — коротко ответил несколько ошеломленный Алехин. — Сказали, послезавтра доставят. Заказным письмом. А как вы меня нашли, Иван Федотович?

— Давай просто — Ваня и на «ты», ладно? — Рыбников крепко похлопал Алехина-Жданова по обоим плечам. — Я тебе звонил. Телефон отключен. Потом вычислил, где ты мог остановиться. Ростов — город маленький.

— Хорошо, Иван. Чем могу быть полезен? Может, кофе, чай? Или что покрепче?

— Я заказал себе бутылочку холодной минералки. Сейчас принесут. Садись пока, — Рыбников уселся обратно в свое кресло. — Есть дело на сто тыщ.

Алехин присел рядом на диван. Официант принес воду и один бокал. Рыбников налил его до краев, передал Алехину, а сам одним глотком из горлышка осушил запотевшую бутылку «Боржоми», выдохнул газы сквозь ноздри и попросил не успевшего далеко уйти официанта принести еще пару бутылок и второй бокал.

Конечно, Рыбников не мог до него дозвониться. Алехин выкинул симку после встречи с Гитлером. Если Рыбников лично заявился к нему в отель, значит, есть на то причина. Рыбников, человек военный и прямой, капитан связи в отставке, объяснил Алехину, что в Ростов приехал «выдающийся писатель земли Русской» Платон Захаров. Приехал для того, чтобы дальше отправиться — в Донецк, в штаб Белкина. Его там знают и всегда готовы встретить как родного. Белкин — его давнишний друг. Но Захаров — человек скромный, не хочет шума, фанфар и прочего. Его просто нужно доставить на место и как можно быстрее. Он не хочет, чтобы ему, как генералу или президенту, высылали охрану, «типа, отрывали военнослужащих добровольцев от дела». Поэтому и намеревается сделать Белкину сюрприз — приехать неожиданно к старому товарищу, «свалиться как снег на голову в летний зной».

— Между нами, он не хочет, чтобы Белкин заранее сооружал для него потемкинскую деревню, — сказал Рыбников.

— В смысле? — не понял Алехин.

— В апреле, еще в Слонявске, вместо фронта Белкин — из лучших побуждений, конечно, заботясь о безопасности Захарова, — отправил его с охраной на мирную окраину, где два подразделения белкинских ополченцев, которых тот привез с собой из Крыма, разыграли Куликовскую битву. Специально для писателя, представляешь? В результате взрывом был разрушен частный дом. Под завалом погибло два бойца. Четверо ранены.

— И?

— Захаров не дурак. Он бывал на реальной войне. В Чечне. На вокзале в Грозном попал в окружение. Отстреливался наравне со всеми до последнего патрона, пока подмога не пришла, был ранен. В госпитале провалялся пару недель… В общем, он сразу просек, что ему туфту впаривают, но, чтобы не обижать Белкина, ничего не сказал. Теперь он хочет настоящей войны. С кровью и мясом, как у него в книгах. Читал «Грозовой перевал»?

— Нет.

— А «Смерть на Минутке»? Или «Русские люди с длинными стволами»?

— Если честно, я вообще мало читаю. И никогда о таком писателе не слышал.

— Хорошо. Ты только ему так не скажи. До утра время есть, почитай в Интернете про него. Типа, краткое содержание и все такое.

— До утра? Зачем?

— А затем, что ты едешь со мной, то есть с нами.

— Куда? С кем?

— Ты мне сразу понравился, Жданов. Вижу, ты парень настоящий. Я сопровождаю писателя в Донецк. Мне нужен еще один человек.

— А как же военный билет?

— С Захаровым и его документами нас ни ФСБ, ни погранцы фильтровать не будут. Прямым ходом к Белкину, а там, на месте, он тебя определит. Ну как? По рукам?

— Я могу подумать?

— Нет. Стартуем в пять утра. По холодку. Ты машину водишь?

— Да, конечно.

— Отлично. В два руля поедем.

— На чем?

— «Патриот». «Уазик». Самая подходящая машинка. Хоть по полю, хоть по лесу. До Донецка дорога — песня. С «Макаровым», «Калашниковым» обходиться умеешь?

— На раз.

— Отлично! Вот тебе обмундирование, — Рыбников протянул Алехину увесистый пакет, из которого торчал рукав камуфляжной серо-зеленой формы. — Вроде твой размер. Не подойдет, на месте разберемся. Но лучше ехать в форме. Броник, каску и оружие получишь завтра. Жду тебя в штабе в четыре сорок пять. Ты там был — где базарили с Николаичем. Эфэсбэшники подгоняют свой автобусик к полшестого, поэтому мы должны успеть выехать до их приезда. Писатель, конечно, отбрешется за нас, если какие сложности возникнут, но… зачем лишние хлопоты?

Они допили «Боржоми» и расстались, как старые друзья.

Алехин ехал на войну. Чужую войну. Он сам толком не понимал, зачем. Но что-то внутри гнало его туда. Хотя бы взглянуть… на поле… где они… Ком в горле не давал ему дышать. Целую минуту не мог разжать стиснутые челюсти.

В 2000 году в составе отдельной сводной бригады спецназа Внутренних войск он провел три месяца в Грозном. В самом пекле. Через Чечню так или иначе прошли все российские менты. Как опера́. Или как пушечное мясо. Людей не хватало. В топку были брошены все. Антон, пользуясь своим блатом на Мытной, вовремя вытащил его оттуда — спас ему жизнь. После его отъезда полбригады полегло под Веденом — колонна попала в засаду.