Константин Куприянов - Желание исчезнуть

– Я так и думал. Да только Никита к тебе несколько дней назад ходил, а вернулся очень весёлым.

– Ну и что?

– Ну и то! – прошипел Павел, заботясь о том, чтобы их не расслышали зеваки или полиция в оцеплении. – Может, ты его надоумил?

– С ума сошёл? – Кузьма тяжело вздохнул.

В этот момент толпа заметно шелохнулась и посторонилась. По грунтовой дорожке к самому дому Санька прикатил «Лексус» главы администрации. Такой тут был лишь один, поэтому все сразу поняли, кто приехал. Женщина вылезла из машины и тут же упёрлась разъярённым взглядом в Кузьму.

– Отойдём, – сказала она.

Кузьма не виделся с ней с того дня, как она заезжала по поводу драки.

– Ну и? – сказала женщина, когда они остались наедине, в глубине Санькиного участка.

– Что?

– Я думала, ты меня хорошо понял, когда я вас не трогала. А ты, выходит, бандит?

Кузьма потерял дар речи и не ответил, вытаращив глаза. Бойкая женщина продолжала:

– Ты уважаемый человек, приехал сюда, герой, б**, про тебя даже в новостях показывали. Чё ты натворил теперь?

– Да вы!.. Алла Романовна, это же не я! – Кузьма растерянно развёл руками.

– Да ещё бы ты! – женщина, будучи на полторы головы ниже, топнула ногой от возмущения и, казалось, тут же выросла. Стремительно наступали сумерки.

– А шо вы на меня тогда?..

– Я тебе поручила присматривать тут за всем, я тебя перед ментами выгораживала, когда ты этого хачика побил. А ты вот чего! Твоего кореша твои же кореша!..

– Мои?!

– Да все ж понимают, кто!

Кузьма растерянно посмотрел по сторонам в поисках поддержки. Но они стояли одни, Павел был далеко.

– Ты им дал почувствовать, что можно! И не выгнал даже отсюда! Чем думал-то?! А теперь если их брать, то и твоё имя запачкают – ты не подумал? Мы с тобой о чём договорились? Что ты решаешь тут с кавказцами этими всратыми и дальше сидишь ниже травы, пока не рассосётся!

Кузьма не помнил такого уговора, но решил не спорить. Он понимал, что женщина может иметь в виду нечто никогда не произнесённое – так часто делали политики Одесской республики, которых он ненавидел. Обида и злоба стали подступать к его горлу.

– Я Санька бы никогда…

– Мне как в область отчёт отправлять потом, если у меня герой, б****, войны, проходит свидетелем или, хуже того, подозреваемым по убийству?! Чёрт, как мне с таким разбираться, Кузьма?!.. Мы как договорились? Ты если контролируешь ситуацию, то все довольны, но теперь-то видно, ты ни черта проконтролировать не можешь! Собственных людей!

– А шо я-то?!.. Я-то шо могу-то?!

– Ты мне дураком-то не прикидывайся! Избавься от них нахер, понял!? – отчеканила глава администрации. – Срочно. Пока они ещё не наворотили. И молись, чтоб то твоё дело не передали никому из-за говнища, которое ты допустил тут!

– Да как я избавлюсь-то?!

– Да хоть раком! Главное быстро! Либо пусть уедут, либо пусть их увезут, ясно? Либо сам – по-тихому, только гляди у меня! Чтоб алиби имел! Или у тебя твой стрелок, я слышала, гостит. Вот ему подари винтовку, если надо! Выбирай, Кузя, видишь, всё демократично.

– Да вы, я смотрю, всё лучше меня знаете, – злобно заметил Кузьма.

– А что, Кузя? Посёлок маленький, все у меня как на блюдечке. Или ты думал, ты какой-то особенный, что тебя не замечают? Наоборот! Быстро всё порешай и не попадайся больше! Алиби чтоб было двухсотпроцентное!

Она развернулась и ушла в дом разговаривать с оперативником. Вскоре оба вышли, и женщина ткнула в Кузьму пальцем и громким шёпотом сообщила:

– Вот этот человек мне пообещал, что позаботится, чтоб тут больше такого не повторялось, ты видишь?

– Вижу, – спокойно кивнул опер.

– Он разберётся, а пока он разбирается, его трогать не нужно. И вот их пока допрашивать не надо. Ты понимаешь?

– Понимаю, – согласился опер, по виду которого было ясно, что ему наплевать.

– Смотри, Кузьма!.. – воскликнула она напоследок. – И вообще, чего ты тут трёшься? Езжайте делать!

Кузьма задел Павла плечом. Тот всё понял, и они отправились в машину.

Глава семнадцатая

Переселившись к Кузьме, Стрельцов стал проводить почти всё утреннее и дневное время, купаясь в море, перемежая это чуткой полудрёмой на камнях. Он выбрал точку на побережье в отдалении от посёлка: несколько валунов в три человеческих обхвата, выбеленных водой и солнцем, и гладких, как будто кто-то с любовью обтачивал их огромным инструментом, а потом выложил горстью на отмели, чтобы однажды вернуться, когда море, ветер и свет закончат работу над ними. Но прошли уже тысячелетия, а неизвестный исполин так и не пришёл. Может быть, они ещё не достигли совершенства?

Дни казались Стрельцову одним бесконечным погружением в море, по которому он движется без отдыха много бессонных, сонливых часов, отдаляясь от суши и переходя в не изученное человечеством состояние. Прошло уже изрядно времени, а Марина больше не являлась к нему – может быть, её прожгло солнце второй половины мая, а может быть, сознание самого Стрельцова вычистил и освежил ветер, и он не мог больше усилием воли вызвать осязаемого призрака. Впрочем, он всё ещё слышал эхо её смеха в волнах, видел улыбку в танцующих по глади отражениях солнца, ловил запах на собственной коже, пропитанной солью и любовью к умершей невесте. Теперь она, пожалуй, гораздо больше была в нём, чем раньше, и он не беспокоился, что не видит её рядом.

Стрельцов проверял холм, с которого, как полагал, за домом Кузьмы могли наблюдать наёмники. Несколько ночей он сидел в засаде, но никто не появлялся. Возможно, убийцы чего-то выжидали, а может быть, какое-то дело отвлекло их или спугнула третья сила. Чутьё ничего не подсказывало Стрельцову, но он не думал, что укры просто отступились, тем более теперь, когда Кузьма стал более уязвим в одиночестве, лишённый отряда. Бывало, что наёмники приходили за ветеранами прямо в их дома, минировали машины или добавляли в пищу яд, но в этом отношении Стрельцов был спокоен до тех пор, пока участок стерёг Борька – пёс тоже чувствовал тревогу за хозяина, просто не умел выразить этого иначе как постоянной бдительностью.

Катя приезжала к Кузьме несколько раз, но тот упрямо отсылал её прочь. Она просила Стрельцова о большом интервью, но он медлил, отвечал на несколько вопросов и потом говорил, чтобы она продолжила позже. Катя пыталась вернуться и пойти дальше, во тьму его военного прошлого, и, хотя на словах играла в его игру: «Ты больше не солдат, ты другой человек, а тот человек, который нёс смерть и горе, в прошлом», – он чувствовал, что Катю манит неизвестность именно этой третьей его личности – вечно уставшего и злого убийцы.

В последних числах мая настал день, который с самого утра показался Стрельцову отличным от прочих. Он встал не умиротворённым, как прежде, не ощутил сладостного мирного безразличия. С первых же минут после пробуждения, ещё во время зарядки, он уловил тревогу всюду вокруг: в покачивании сосновых ветвей под порывами ветра, в прикосновениях травы к босым стопам.