Борис Кригер - В Бездне

— Герберт, не надо так говорить, — вмешалась Эльза.

— Я сам решаю, как и что мне говорить! — взвился Герберт. Слёзы внезапно сменились едва приглушённой яростью. — Иди, погуляй!

Эльза приподнялась, но сразу передумала.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — притворно мягко спросила она Патрика. Тот на мгновенье задумался и пробормотал «нет». Эльза тут же села на место.

— Что я вам сделал? Я тридцать лет жил только для вас. А тебе, чем я досадил тебе? Разве я не любил тебя больше всех на свете? Не принял тебя на руки, когда ты родился? Не провёл бок о бок с тобой всю твою жизнь? Не баловал тебя? Не покупал всего, чего тебе хотелось?

Патрик задумался и упрямо повторил «нет».

— Что нет? Что я тебе сделал?

— Ты приводил в дом жить наркоманов и алкоголиков!

Герберту эта фраза, вырвавшаяся из детского ротика, показалась какой-то неестественной, вызубренной. Неужели Эльза дала мальцу подробные инструкции о том, как надо себя вести?

— Ну и зачем тогда надо было увлекаться христианством? — Герберт проигнорировал слова о женщине, ответив только на обвинение в открытии приюта в собственном доме. — Всё это прежде всего было инициативой твоей мамы. Мы должны были помогать тем, кто нуждается, и сейчас у нас дома живут несчастные. Мне выгнать их на улицу?

— А там всё ещё кто-то живёт? — вдруг с неподдельным интересом и уже вполне мирно спросил Патрик.

— Да, в твоей спальне живёт женщина с ребёнком, которой мы собирали деньги на кесарево сечение.

— Ой, она родила? — Патрик явно радовался, что разговор потихоньку поворачивал в примирительное русло.

— Да, — улыбнулся Герберт.

— И ты за всё платишь?

— Конечно! — соврал он, хотя давно уже не мог делать взносы по ипотеке, а сумма неоплаченных счетов за электричество достигла угрожающих размеров. По его расчётам, дом не успеют продать через публичные торги до весны и ещё не отключат свет — гуманное общество! Появился закон, согласно которому нельзя отключать электроэнергию до конца марта.

— Почему все твои дети тебя ненавидят? — вдруг дерзко спросил Патрик.

— Это надо спросить у мамы! Мама со мной развелась.

— Ты первый начал и ты ведь больше уже не священник! У тебя уже всё хорошо! — обиженно сказал Патрик.

— Неправда! Она начала первая. Если от священника уходит жена, то он должен снять сан — это очень древняя традиция. Твоя мама заставила меня подписать бумаги на развод в мой день рождения! И там указала, что я не могу даже привести тебя в наш дом, не могу с тобой никуда поехать!

— Это правда? — спросил мальчик маму. Та молчала.

— Ну, скажи, что это не так, — настаивал Герберт, надеясь, что Эльза хоть как-то отреагирует.

Но женщина лишь подала Патрику еле заметный знак. Малыш сначала не понял, но потом догадался. «Наверное, Эльза имеет в виду, что, если ребёнок хочет уйти, пусть скажет, и свидание немедленно прекратится», — подумал Герберт. Однако сын не торопился.

— Почему ты не продашь дом? — было видно, что Патрик любил дом, в котором родился и где прошло его детство. А вот Эльза этот дом ненавидела, поэтому Патрик спросил о продаже, с опаской поглядывая на мать. Та неодобрительно хмыкнула. «Как бы не так, продаст он!» — читалось на её лице.

— Да кому он нужен, кто его купит? Цена меньше долга, — промямлил Герберт и быстро сменил тему. — А вы всё ещё живёте в другом приюте?

— Нет, нам дали дешёвую государственную квартиру, — опять совсем не своими словами ответил Патрик.

— Я даже не знаю, где вы живёте…

— Не знаешь? — вдруг оживился Патрик и неожиданно для Герберта отрезал:

— Вот и не ходи к нам и не звони. Никогда. Ты ведь тоже неплохо устроился с новой женщиной.

Патрик резко вскочил и убежал. Мать облегчённо вздохнула и поднялась. Тут, неожиданно для всех, мальчик вернулся и посмотрел отцу в глаза; до сих пор он постоянно отводил взгляд.

Герберт пододвинул к нему игрушку, хотя чувствовал, какая будет реакция.

— Засунь её себе в задницу, — тихо прошипел мальчик и удалился. За ним поднялась и ушла мать, встали и быстро исчезли наблюдавшие за происходящим остальные члены семьи.

Герберт остался сидеть один. Головная боль прошла. Он резко поднялся, оставив игрушку и недоеденный гамбургер на столе, вышел на морозный воздух, надеясь ещё раз увидеть своих близких, уже ставших чужими. Но они словно растворились в морозной дымке.

Герберт достал мобильный телефон и внезапно написал Эльзе сообщение: «Будь ты проклята за то, что ты наделала!».

Одна писательница часто вспоминала своё сумбурное путешествие в гости к Герберту Адлеру. В те годы он ещё был священником, и этот сан ему необычайно шёл. Герберт выглядел как огромный и добродушный хозяин большого дома, эдакий плюшевый медведь.

Она, честно говоря, не ожидала, что священник, у которого было небольшое издательство, заберётся в такие далёкие места, где иногда на подворье приходит из леса медведица. Ехать пришлось несколько часов. Дом стоял у дороги, в пристройке располагалась церковь, а рядом раскинулся роскошный осенний лес.

Писательница ехала к совершенно незнакомым людям. Надо же было вдруг собраться туда, где никогда не была и куда лететь больше одиннадцати часов! Да, там её книгу выбрали для издания, потом решили провести презентацию, но прежде люди друг друга никогда не видели. Да и сами Адлеры в её лице могли получить особу с какой-нибудь жуткой придурью. Но почему-то женщина была уверена, что всё будет нормально, и не ошиблась.

В аэропорту её встречали двое — Хелен и Димка. Но приезд оказался на грани срыва, потому что сотрудники паспортного контроля долго и дотошно выясняли, зачем она приехала, куда именно, к кому и на какой срок. Когда гостья уже почти утратила надежду, ей всё-таки разрешили пройти в зал встречающих. Но к тому времени там осталась лишь жалкая кучка людей, среди которых не было никого с нужной табличкой. Писательница растерянно прошлась туда-сюда, обдумывая ситуацию, как вдруг её заметили, и она тотчас же попала в эпицентр какого-то конфликта.

— Ох, простите, а мы тут! — воскликнула Хелен, уничтожающе глянув на Димку. — Это всё твоё ротозейство!

— Конечно, я во всём виноват! Это я, что ли, уходил отдохнуть, потому что табличку держать спина болит?!

— А ты где был?! Сравнил меня, пожилую женщину, с собой, молодым мужиком!

— Вот именно, я бы и один справился, хоть никто бы настроение не портил!

— Уже видели, как ты справился! Со своими-то проблемами не справляешься!