Борис Кригер - В Бездне

Это всё абсолютно бессмысленно для человека, не верующего в вечную жизнь, в понимании которого единственным данным сверху благом является его существование. Однако даже такой человек, даже атеист, может догадаться, что его существование — это мучение. Из этого возник буддизм. Учение выросло из осознания того, что всё существование есть мука. Страдание возникает от желания, от страсти и потребности. Следовательно, отказавшись от всяческих желаний, люди могут ослабить свои мучения — в этом заключается путь и смысл буддизма.

Очевидно, не только христиане могут догадаться, что жизнь человека есть мучение — это в состоянии понять и атеист. Тогда он говорит о счастье нерождения или о счастье небытия и начинает к этому стремиться. Известно множество примеров самоубийств среди мало верующих людей или атеистов. Ещё больше подобных смертей происходит в результате самоубийственной жизни, когда человек начинает вести себя таким образом, чтобы его существование прекратилось как можно быстрее. Например, в современном мире ездит на машине с огромной скоростью, в древние времена бросается в самую гущу битвы, где воины машут топорами. Это тоже самоубийство, только совершаемое человеком сознательно в попытках прекратить свои мучения.

Давайте рассмотрим ситуацию именно с такой точки зрения. Бог смотрит, как люди страдают. И Он окажется ещё большим мучителем, позволяя людям терзаться и далее, чем если бы просто прервал пытку. Это Он и делает. Получается, что Бог действительно любовь именно в том проявлении, что прекращает мучения людей?

Зачем Господь сотворяет таких детей, которые рождаются калеками?

Это очень важный вопрос. Стоит отметить, что с родителями, у которых появляются такие дети, происходят разительные перемены. Они овладевают искусством безусловной любви — любви не за то, что ребёнок талантлив, красив, умён и во всём замечателен, а просто так. Дитя может появиться и некрасивым, и уродливым, и калекой, а родители будут его любить. Это очень важное свойство. Очень часто это посылается семьям, которые испытывают большую гордость за своих детей, за их способности. И в дальнейшем семьи сильно страдают, рождение такого ребёнка считается позором. Это тяжёлое испытание.

О причинах такого испытания говорится в притче о слепорождённом. Бога спросили, за чьи грехи слепой человек стал таким: за грехи его родителей или за его собственные? «Нет, — ответил Господь, — это для того, чтобы на нём свершилась благодать Господня». И исцелил слепого.

Человеку не дано понять, зачем родился тот или другой калека. Но если увечные не будут появляться на свет, то остальные люди не смогут взращивать в себе особые навыки безусловной любви, которая есть необходимое обстоятельство для наследия Царствия Небесного.

Поэтому калечным на всю жизнь детям, которые приходят к священникам, всегда говорят, что их место в Церкви. Господь уготовил их для Церкви, ибо в ней и происходит взросление человеческой души, возрастание в любви, в способности безусловно любить и сострадать. Тогда у этого ребёнка появляется колоссальный смысл его существования — вызывать жалость.

Но может, всё и правда только сон? Герберт многократно возвращался к этой мысли. Да, всё сон, или, точнее, сны, перетекающие друг в друга. Действительно, внешнего мира для него нет. Мир — лишь отражение в его сознании. По сути, всё воображаемое и кажущееся на самом деле существующим имеет единую основу и качественно не отличается друг от друга. Всё является лишь содержимым сознания.

Герберту казалось, что он может внезапно проснуться, и всё пойдёт или по-старому, или лучше, или хуже, или вовсе окажется совсем иным. В одном сне люди страдают и умирают, а в другом всё совершенно иначе. В этом сне царят вот такие верования и законы физики, а в другом — совсем иные. Может ли такое быть? Вполне!

В каком-то другом сне Христос не был распят, Его вовсе и не нужно было распинать для примирения с Богом; в нём люди до сих пор добры и ласковы, а Господь не наказывает и не мучает того, кого любит.

Герберт пытался представить себе, что же есть Бог. Заученно повторяя, что Бог есть любовь, он воображал себе всё самое милое, ласковое, нежное, весёлое и доброе, что только мог придумать, и говорил себе: это Бог. Но после того как он лишился семьи и дома, потерял возможность забывать свои мучительные будни в помощи другим, всё милое и доброе повисло в невесомости, а Бог сместился в сторону. Они, Бог и добро, больше не совпадали друг с другом. И наверное, это был конец веры.

И всё же может быть, что в другом сне этого противоречия нет, там уютно и первозданно, там Бог незлобив и никого не испытывает. Недаром в слове «испытание» таится слово «пытка»…

Ну хорошо, допустим все вокруг Герберта были буйнопомешанными. Он и сам не мог не сойти с ума!

Может ли человек оставаться нормальным среди буйнопомешанных? Вряд ли. Как бы он ни старался сохранить трезвость мысли и присутствие духа, как бы ни отстранялся от окружающего безумия — ничего не выйдет. А ведь именно так себя и ощущаешь. Все кругом совершенно не в себе.

Причём ладно бы, если тихо сходили с ума где-нибудь там, в сторонке. Так нет же! Каждый норовит пронестись полуголым галопом по твоей жизни, громко издавая звуки, только отчасти напоминающие человеческую речь. Причём оттого, что ко всему привыкаешь, отвратительность ситуации не отступает, отвращение только становится слегка привычным чувством реакции на повседневность.

Наверное, разумен тот, кто сходит с ума со всеми. И вовсе уж безумство пытаться оставаться в своём уме, когда все вокруг безумствуют. Надо быть в гармонии с хаосом. Во-первых, чтобы не выделяться, во-вторых, чтобы хоть как-то оправдать потерянную жизнь. Всё равно до срока из отделения буйнопомешанных нас не выпишут. А когда выпустят — то только ногами вперёд.

Причём если с тихопомешанными можно ещё как-нибудь сладить, приспособиться, просчитать их действия, может быть, даже попытаться помочь или хотя бы извлечь какую-то пользу, то с буйнопомешанными этот фокус не пройдёт. Пока ты будешь возиться с одним, второй пронесётся галопом и огреет тебя оглоблей по голове.

Вот и получается, что в мире нормальных нет и не может быть. Если они в теории и имелись в начале, то давно и безнадёжно слились с дружной толпой безумствующего большинства.

Не зря всеми почитаемый безумец Диоген бродил с фонарём среди бела дня по людным местам со словами «ищу Человека». Это ещё в античности стало хрестоматийным примером отчаянной жажды встретить нормального человека.

Отшельничество — вот ещё один популярный выход из бедлама, именуемого «обычная жизнь». Но мир так создан, что, оторвавшись от окружающих, заточив себя в безлюдное место, сразу сойдёшь с ума. Увы, мы не самодостаточны, как, скажем, медведи, которые могут себе позволить одинокие прогулки по свободным лесам, живут одни и, скорее всего, живут неплохо (пока не потянет к самке).