Тара Вестовер - Ученица. Предать, чтобы обрести себя

Я рухнула на землю.

– Упс! – крикнул отец.

Я с трудом откатилась в сторону. Голова у меня кружилась. Когда я смогла подняться на ноги, отец швырял уже что-то другое. Я поднялась, но потеряла равновесие и упала. На этот раз подниматься я не стала. Я дрожала, но не от холода. Мою кожу буквально покалывало от ощущения близкой опасности. Но оглядевшись, я увидела лишь уставшего немолодого человека, который разбирал разбитую фару.

Я вспомнила, как не раз братья со стонами вваливались в дом, растирая бока, руки или ноги, покрытые ссадинами, синяками или ожогами. Вспомнила, как два года назад отцовский помощник Роберт потерял палец. С диким криком он вбежал в дом, а я смотрела то на кровавый обрубок, то на отрезанный палец – Люк принес его и положил на стойку. Мне показалось, что это реквизит для какого-то фокуса. Мама положила палец в пакет со льдом и отправила Ричарда в город, в больницу, пришивать. Не один Роберт пострадал на нашей свалке. За год до этого подружка Шона, Эмма, с криком вбежала в наш дом. Она помогала Шону и потеряла половину указательного пальца. Мама отправила Эмму в город, но палец был раздроблен, и врачи ничего не смогли сделать.

Я посмотрела на собственные розовые пальцы, и в этот момент все изменилось. В детстве мы с Ричардом часами играли на свалке, прыгая по крышам разбитых машин, толкая одну, прячась за другими. Свалка была полем тысяч воображаемых сражений – между демонами и волшебниками, феями и орками, троллями и гигантами. Теперь все изменилось. Свалка перестала быть площадкой для игр. Она стала реальной, и ее физические законы были загадочными и враждебными.

Я вспомнила, как странно текла кровь по запястью Эммы. Я поднялась, опираясь на небольшой кусок медной трубы. Мне почти удалось встать, когда отец швырнул в мою сторону каталитический нейтрализатор. Я отпрыгнула, порезавшись об острый край пробитого бака. Вытерев кровь о джинсы, я крикнула:

– Не бросай сюда ничего! Я здесь!

Отец с удивлением посмотрел на меня. Он забыл, что я здесь. Заметив кровь, он подошел ко мне и положил руку на плечо.

– Не бойся, малышка, – сказал он. – Бог и ангелы здесь, работают с нами. Они тебя защитят.

Я была не единственной, кто находился в поисках твердой почвы под ногами. Через полгода после аварии мамино состояние улучшилось, и мы думали, что она совершенно поправилась. Головные боли мучили ее реже, и она проводила в подвале лишь два-три дня в неделю. А потом исцеление замедлилось. Прошло уже девять месяцев. Головные боли продолжались. У мамы остались проблемы с памятью. Пару раз в неделю она просила меня приготовить завтрак уже после того, как все поели и посуда была вымыта. Мама просила меня завесить фунт тысячелистника для клиента, а я напоминала ей, что мы уже доставили траву днем раньше. Она начинала смешивать микстуру, а через минуту не помнила, какие компоненты добавила. И все приходилось выливать. Иногда она просила меня стоять рядом с ней и наблюдать, чтобы я могла сказать: «Ты уже положила лобелию. Теперь надо добавить синюю вербену».

Мама начала сомневаться, что когда-нибудь сможет вернуться к повивальному делу. Ее это печалило, но отец был просто раздавлен. Каждый раз, когда мама отказывала женщинам, лицо его мрачнело.

– А что, если мигрень начнется у меня во время родов? – твердила мама. – А вдруг я не вспомню, какие травы дала ей? И какое сердцебиение у ребенка?

В конце концов мама вернулась к работе, но убедил ее не отец. Она решила сама. Работа была частью ее самой, и она не могла просто так от нее отказаться. Насколько я помню, той зимой она приняла двух младенцев. После первых родов она вернулась домой больная и бледная, словно новая жизнь, пришедшая в мир, забрала часть ее собственной жизни. Когда ее вызвали снова, она была в подвале. Мама поехала на роды в темных очках, стараясь справиться с болью, усиливающейся от света. Когда она приехала, боль стала нестерпимой. Она пульсировала в висках, лишая способности думать. Мама заперлась в дальней комнате, а младенца приняла ее помощница.

После этого мама перестала быть повитухой. На следующих родах она отдала большую часть денег второй повитухе, чтобы та следила за ней. Похоже, теперь все следили за ней. Мама была специалистом, бесспорным авторитетом. Теперь же ей приходилось спрашивать у десятилетней дочери, обедала ли она сегодня. Зима выдалась долгой и мрачной. Иногда мне казалось, что мама остается в постели, даже когда у нее нет мигрени.

В Рождество кто-то подарил ей дорогую бутылочку эфирных масел. Это средство помогало от мигрени, но стоило пятьдесят долларов за треть унции. Мы не могли себе этого позволить. Мама решила приготовить средство сама. Она стала покупать чистые масла – эвкалипта и бессмертника, сандала и равенсары. Наш дом, где годами пахло корой и горькими листьями, неожиданно стал благоухать лавандой и ромашкой. Мама целыми днями смешивала масла, стараясь добиться определенных ароматов и свойств. Она работала с блокнотом и ручкой, чтобы записывать каждый свой шаг. Масла стоили гораздо дороже микстур. Невозможно было выливать весь состав, потому что она не помнила, добавила ли масло ели. Мама готовила масла от мигрени и менструальных болей, от боли в мышцах и учащенного сердцебиения. Впоследствии она придумала десятки рецептов.

Составляя новые формулы, мама проводила так называемые мышечные испытания. Мне она объясняла:

– Спроси у тела, что ему нужно, и позволь ответить.

Мама могла вслух разговаривать с собой:

– У меня мигрень. Что мне поможет?

А потом она брала бутылочку с маслом, прижимала ее к груди и с закрытыми глазами спрашивала:

– Это мне нужно?

Если тело ее наклонялось вперед, это означало «да», масло поможет от головной боли. Если тело отклонялось назад, это означало «нет», и мама бралась за другое масло.

Приобретя опыт, мама стала использовать только пальцы. Она скрещивала средний и указательный, а затем слегка сгибала их, пытаясь разъединить и одновременно задавая себе вопрос. Если пальцы оставались сцепленными, это означало «да», если расходились, это было «нет». Звук при этом методе был слабым, но отчетливо различимым: каждый раз, когда подушечка среднего пальца скользила по ногтю указательного, раздавался четкий щелчок.

Мышечное испытание применялось и при других методах лечения. В доме появились схемы чакр и точек акупунктуры. Мама начала принимать клиентов для так называемой энергетической работы. Я не знала, что это значит, пока мама не позвала нас с Ричардом в дальнюю комнату. Там уже сидела женщина по имени Сьюзен. Мама закрыла глаза и положила левую руку на руку Сьюзен. Пальцы правой руки были скрещены, и мама шепотом что-то у себя спрашивала. После нескольких вопросов она повернулась к Сьюзен и сказала: