Тара Вестовер - Ученица. Предать, чтобы обрести себя

Началось строительство молочной фермы в Онайде. Шон спроектировал и сварил основной каркас – массивные балки, образующие скелет постройки. Для погрузчика они были слишком тяжелы, их можно было поднять только краном. Работа была опасной и сложной. Сварщикам приходилось балансировать на противоположных концах балки, которую опускали на колонны, а потом приваривать ее. Шон поразил всех, когда заявил, что хочет, чтобы на кране работала я.

– Тара не может работать на кране, – сказал отец. – Половина утра уйдет на обучение, и она все равно не поймет, что делать.

– Но она будет осторожной, – возразил Шон. – А я уже один раз падал.

Через час я сидела в кабине, а Шон и Люк стояли на противоположных концах балки в двадцати футах от земли. Я осторожно двигала рычаги, прислушиваясь к мягкому шипению гидравлических цилиндров.

– Стой! – крикнул Шон, когда балка была на месте.

Они опустили свои маски и начали сварку.

Работа на кране стала одним из множества поводов для споров между отцом и Шоном. И в них часто побеждал Шон. Не все споры разрешались так мирно. Они ругались почти каждый день – из-за промаха в схеме или какого-то инструмента, оставленного дома. Отец так и нарывался на ссору, чтобы доказать, что он в доме хозяин.

Как-то Шон занимался сваркой. Подошел отец и встал рядом. Через минуту он начал орать безо всякой причины: Шон слишком долго обедал, слишком поздно собрал работников, никто ничего не делает как следует. Отец орал несколько минут. Потом Шон откинул маску, спокойно посмотрел на него и сказал:

– Не мог бы ты заткнуться, чтобы я мог поработать?

Отец продолжал кричать. Он сказал, что Шон слишком ленивый, не умеет управлять работниками, не понимает ценности тяжкого труда. Шон бросил сварочный аппарат и направился к машине. Отец, все еще ругаясь, шел за ним. Шон снял перчатки – медленно, палец за пальцем. Он словно не замечал, что отец стоит совсем рядом и орет. Несколько мгновений брат молчал, а потом сел в машину и уехал, оставив отца посреди площадки.

Помню, с каким почтением я смотрела на отъезжающую машину. Шон был единственным, кто мог противостоять отцу. И только его сила духа и глубокая убежденность могли заставить отца отступить. Я видела, как отец выходил из себя и орал на всех моих братьев. Но только Шон сумел просто уйти.

Была суббота. Я приехала к Ба-из-города. Учебник математики лежал на кухонном столе, передо мной стояла тарелка с печеньем. Я готовилась к пересдаче экзамена. Я часто занималась у бабушки, чтобы отец не приставал ко мне с наставлениями.

Зазвонил телефон. Это был Шон. Не посмотрю ли я с ним кино? Я тут же согласилась. Через несколько минут раздался шум двигателя. Я выглянула в окно. Шон, в своей широкополой австралийской шляпе, на ревущем черном мотоцикле, выглядел неуместно рядом с белой оградой бабушкиного дома. Бабушка начала печь кексы, а мы с Шоном поднялись наверх выбрать фильм.

Когда кексы были готовы, мы поставил кино на паузу и принялись за угощение. Мы ели молча, наши ложки громко звякали о фарфоровые бабушкины тарелки.

Когда мы закончили, Шон неожиданно сказал:

– Ты получишь свои двадцать семь баллов.

– Это неважно, – ответила я. – Я вряд ли поеду учиться. А что, если отец прав? Что, если мне просто промывают мозги?

Шон пожал плечами:

– Ты умная, как отец. Если он прав, ты сразу это поймешь, когда попадешь туда.

Фильм кончился. Мы пожелали бабушке спокойной ночи. Был прекрасный летний вечер – идеальный для поездки на мотоцикле. Шон сказал, что я могу поехать домой с ним, а машину можно будет забрать завтра. Он завел двигатель и ждал, когда я усядусь. Я сделала шаг к нему, а потом вспомнила, что забыла учебник на столе.

– Поезжай, – сказала я. – Я тебя догоню.

Шон надвинул шляпу на лоб, крутанулся на мотоцикле и понесся по пустой улице.

Я находилась в счастливом ступоре. Ночь была очень темной: такая непроглядная темнота бывает лишь в деревне, где домов мало, уличных фонарей еще меньше и светят только звезды. Я ехала по знакомой извилистой дороге, как делала это бесчисленное множество раз, направляясь к Беар-Ривер-Хилл, а потом выбралась на ровное шоссе, идущее параллельно Пятимильному ручью. Дорога пошла вверх и поворачивала направо. Я знала каждый камешек на этом повороте, могла бы вести машину с закрытыми глазами, вот только не могла понять, что это за фонари светят в темноте.

Я начала подниматься. Слева было пастбище, справа – канава. На самом крутом подъеме я увидела три машины возле канавы. Дверцы были открыты, фары включены. Семь-восемь человек столпились вокруг чего-то лежавшего на земле. Я сменила полосу, чтобы объехать их, но тут увидела что-то небольшое посреди дороги. И остановилась.

Это была широкополая австралийская шляпа.

Я выскочила из машины и бросилась к людям.

– Шон! – кричала я.

Люди расступились, чтобы пропустить меня. Шон лежал ничком в луже крови. В свете фар кровь казалась розовой. Он не двигался.

– Он сбил корову на повороте, – сказал кто-то. – Сегодня так темно, что ничего не разглядеть. Мы вызвали «скорую помощь», но боимся двигать его.

После той ночи уже не было вопросов – уезжать или оставаться. Мы словно оказались в будущем, и я уже уехала.

Тело Шона было смято, спина неестественно изогнута. Я не знала, как скоро приедут медики, а крови было слишком много. И я решила остановить кровотечение. Я просунула руки под плечо брата и потянула, но не смогла его перевернуть. Я посмотрела на людей и узнала одного из них – Дуэйна [5] Я спросила Дуэйна об этом через пятнадцать лет. Он не помнил, что был там. Но в своих воспоминаниях я отчетливо вижу его лицо. . Он был одним из нас . Мама принимала четверых из восьми его детей.

– Дуэйн! Помоги мне!

Дуэйн перевернул Шона на спину. Секунду, которая показалась мне часом, я смотрела на брата. Кровь стекала по виску и правой щеке, пачкая ухо и белую футболку. Глаза его были закрыты, рот приоткрыт. Кровь текла из дыры на лбу размером с мячик для гольфа. Похоже, его протащило по асфальту, стесав сначала кожу, а потом и кость. Я наклонилась ниже и заглянула в рану. Там блестело что-то мягкое и губчатое. Я стянула с себя жакет и прижала его к голове Шона.

Когда я дотронулась до раны, Шон тяжело вздохнул и открыл глаза.

– Сладш местр, – пробормотал он и потерял сознание.

Мобильный телефон был у меня в кармане. Я набрала номер. Трубку снял отец.

Я говорила очень быстро, буквально захлебываясь. Шон разбился на мотоцикле, и в голове у него дыра.

– Притормози, – остановил меня отец. – Что случилось?

Я все повторила.

– Что мне делать?

– Вези его домой. Мама со всем справится.