Тара Вестовер - Ученица. Предать, чтобы обрести себя

Мама обняла меня. Отец пытался быть веселым.

– По крайней мере, это доказывает, что наша домашняя школа оказалась такой же хорошей, как и публичная.

За три дня до моего семнадцатого дня рождения мама повезла меня в Юту искать квартиру. Поиски длились весь день. Мы вернулись поздно. К этому времени отец уже ел замороженный ужин. Разогреть нормально он его не смог, и на тарелке была какая-то каша. Атмосфера в доме была напряженной, взрывоопасной. Казалось, отец может взорваться в любую минуту. Мама даже не разулась. Она сразу же бросилась на кухню и загремела сковородками, чтобы приготовить нормальный ужин. Отец перешел в гостиную и начал ругаться на видеомагнитофон. Даже из коридора я видела, что кабели отсоединены. Я подсказала, и отец взорвался. Он матерился и размахивал руками, орал, что в доме мужчины все кабели должны всегда быть подсоединены, что мужчина не должен приходить в гостиную и обнаруживать, что кабели его видеомагнитофона отсоединены. Какого черта я их отсоединила?

Из кухни прибежала мама.

– Это я отсоединила кабели, – сказала она.

Отец обрушился на нее:

– Почему ты всегда на ее стороне?! Неужели мужчина не может рассчитывать на поддержку даже собственной жены?!

Я держала в руках кабели, а отец с криками навис надо мной. Я бросилась подсоединять их, но из-за паники не могла даже вспомнить, что соединять нужно красный с красным, а белый с белым.

А потом все кончилось. Я смотрела на отца снизу вверх, на его побагровевшее лицо, на вену, пульсировавшую на его шее. Я все еще не соединила кабели. Но я поднялась, и мне стало все равно, работает его видеомагнитофон или нет. Я вышла из комнаты. Отец все еще кричал, когда я пошла на кухню. Проходя по коридору, я оглянулась. Мое место заняла мама. Она согнулась над видеомагнитофоном и копалась в проводах, а отец нависал над ней.

Ожидание Рождества в тот год было равносильно ожиданию прыжка с обрыва. Со времен ожидаемого конца света я ни разу не была так уверена, что грядет нечто ужасное, нечто такое, что сотрет с лица земли все, что я знала прежде. И что будет дальше? Я пыталась представить будущее, населить его профессорами, домашними заданиями, лекциями, но разум мой не справлялся. В моем воображении не было будущего. Был Новый год, а за ним пустота.

Я знала, что мне нужно готовиться, нужно соответствовать тому уровню образования, который Тайлер указал в заявлении. Но я не знала, как это сделать, и не хотела просить Тайлера о помощи. Он начинал новую жизнь в Пердью, даже собирался жениться. Я сомневалась, что он захочет отвечать еще и за меня.

Но когда Тайлер приехал домой на Рождество, я заметила, что он читает книгу «Отверженные». И я решила, что такие книги читают студенты колледжа. Я купила себе ее, надеясь, что она научит меня истории или литературе. Но этого не произошло. И не могло произойти. Я не могла отличить вымысел от фактов. Наполеон для меня был столь же реален, как Жан Вальжан. Я никогда не слышала ни о том, ни о другом.

В Новый год мама отвезла меня в мою новую жизнь. Вещей у меня было немного: десяток банок с домашними консервированными персиками, постельное белье и мусорный мешок с одеждой. Мы ехали по широкой трассе, и я смотрела, как расщепляется и меняется пейзаж за окном. Покатые черные вершины гор Беар-Ривер сменились острыми пиками Скалистых гор. Университет располагался в самом сердце гор Уосатч. Я уже видела впереди мощный массив с заснеженными вершинами. Горы были прекрасны, но мне они казались агрессивными и угрожающими.

Моя квартира располагалась в миле к югу от кампуса. Там были кухня, гостиная и три маленькие спальни. Мои соседки еще не вернулись с рождественских каникул. Вещи из машины мы перенесли за несколько минут. Мы с мамой неловко постояли на кухне, потом она обняла меня и уехала.

В одиночестве и покое я прожила три дня. Вот только покоя не было. Покоя не было нигде. Я никогда не проводила в городе больше нескольких часов и теперь никак не могла защититься от странных шумов, которые окружали меня повсюду. Звуковые сигналы светофоров, вой сирен, шипение пневмотормозов, даже приглушенные разговоры людей, идущих по тротуарам, – я слышала каждый звук. Мои уши, привыкшие к тишине Оленьего пика, страдали безмерно. Каждый новый звук был как удар по ушам.

Я совершенно не могла спать все эти три дня. И тут приехала моя первая соседка. Ее звали Шэннон. Она училась в школе косметологии прямо напротив нашего дома. На ней были свободные бархатные брюки и обтягивающая белая маечка на тоненьких бретельках. Я смотрела на ее обнаженные плечи с изумлением. Я и раньше видела женщин, одетых подобным образом. Отец называл их язычницами, и я всегда старалась держаться от них подальше, словно их аморальность могла быть заразной. А теперь такая женщина стала моей соседкой.

Шэннон смотрела на меня с откровенным разочарованием. Моя мешковатая фланелевая куртка и просторные мужские джинсы ей явно не понравились.

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Я на первом курсе, – ответила я.

Я не хотела признаваться, что мне всего семнадцать и мне следовало бы еще учиться в школе.

Шэннон подошла к раковине, и я увидела на ее спине слово «Ядреная». Для меня это было уже чересчур. Я направилась к своей комнате, пробормотав, что уже ложусь.

– Правильно, – одобрила соседка. – Служба начинается рано. Я вечно опаздываю.

– Ты ходишь в церковь?

– Конечно. А ты нет?

– Конечно, хожу. Но ты… Неужели ты действительно ходишь в церковь?

Шэннон посмотрела на меня, закусила губу, потом сказала:

– Служба в восемь. Спокойной ночи!

Когда я закрыла за собой дверь спальни, голова у меня закружилась. Как эта девушка может быть мормонкой?

Отец говорил, что язычники повсюду – и большинство мормонов тоже язычники, хотя они об этом и не догадываются. Я думала о топике Шэннон, о ее брюках и неожиданно поняла, что в университете все будут такими.

Вторая соседка приехала на следующий день. Ее звали Мэри. Она училась на факультете дошкольного образования. Одета она была именно так, как и должна одеваться мормонская девушка в воскресенье: юбка в цветочек почти до пола. Эта юбка стала для меня тайным паролем: я поняла, что девушка не язычница, и на несколько часов почувствовала себя не такой одинокой.

Но вечером Мэри поднялась с дивана и сказала:

– Завтра начинаются занятия. Пора пополнить запасы.

Она ушла и через час вернулась с двумя бумажными пакетами. Но в день отдохновения нельзя делать покупки! Я никогда не покупала в воскресенье даже жевательную резинку! Мэри же спокойно достала из пакетов яйца, молоко и макароны, не сознавая, что каждый продукт, который она складывает в наш общий холодильник, это нарушение заповеди Господней! Когда же она достала банку диетической колы, которую отец мой считал нарушением советов Господа касательно здоровья человеческого, я снова сбежала в свою комнату.