Тара Вестовер - Ученица. Предать, чтобы обрести себя

Перед следующей лекцией я нашла Ванессу и извинилась за свою шутку. Не стала объяснять, потому что объяснить это было невозможно. Просто сказала, что сожалею и никогда больше не сделаю ничего подобного. Чтобы сдержать обещание, до конца семестра я ни разу не подняла руку.

В одну из суббот я сидела за столом за домашними заданиями. Нужно было закончить все, потому что я не могла нарушить заповедь о дне отдохновения.

Они верили в скромность, мы же жили так. Они верили в то, что Господь может исцелить, мы же вверяли свои болезни в руки Господа. Они верили в подготовку ко Второму пришествию, мы же действительно готовились.

Целый день я пыталась расшифровать учебник истории – впрочем, безуспешно. Вечером пыталась написать эссе по английскому языку, но ведь я никогда ничего подобного не писала – только текст о грехе и раскаянии, который никто не прочел. Я просто не знала, как это делается. Не представляла, что имела в виду преподавательница, говоря о «форме эссе». Я нацарапала несколько предложений, зачеркнула, начала снова. И так я мучилась до полуночи.

Я знала, что нужно остановиться – наступило время Господа. Но ведь еще не выполнено задание по теории музыки, а сдавать его нужно было в семь утра в понедельник. В конце концов я решила, что день отдохновения начнется, когда проснусь, и продолжила работать.

Проснулась я за столом. В комнате было светло. Слышала, как Шэннон и Мэри хозяйничают на кухне. Надела свое воскресное платье, и мы втроем направились в церковь. Поскольку прихожанами были студенты, все сидели со своими соседями по комнате, и я устроилась рядом с Шэннон и Мэри. Шэннон тут же начала болтать с девушкой, сидевшей за нами. Я осмотрелась и снова поразилась тому, что многие девушки пришли в церковь в юбках выше колена.

Девушка, с которой болтала Шэннон, сказала, что сегодня нам нужно пойти в кино. Мэри и Шэннон согласились, но я покачала головой. По воскресеньям я кино не смотрела.

Шэннон закатила глаза.

– Она очень религиозна, – шепнула она своей подружке.

Я всегда знала, что мой отец верит в другого Бога. Еще в детстве я поняла, что, хотя моя семья ходит в ту же церковь, что и остальные жители города, наша религия другая. Они верили в скромность, мы же жили так. Они верили в то, что Господь может исцелить, мы же вверяли свои болезни в руки Господа. Они верили в подготовку ко Второму пришествию, мы же действительно готовились. Сколько я себя помнила, я знала, что только члены моей семьи – истинные мормоны. В этом университете, в этой церкви я впервые осознала, какая пропасть нас разделяет. Мне стало ясно: я могу остаться со своей семьей или пойти за язычниками. Мне нужно выбрать ту или другую сторону. Остаться где-то посередине не удастся.

Служба закончилась, мы отправились в воскресную школу. Шэннон и Мэри сели впереди. Они заняли место и для меня, но я мешкала, думая о том, что нарушу день отдохновения. Я пробыла в университете меньше недели и уже украла у Господа целый час. Может быть, именно поэтому отец не хотел, чтобы я училась здесь. Он знал, что, живя рядом с теми, чья вера меньше , я могу стать такой же, как они.

Шэннон помахала мне, и ее вырез стал еще глубже. Я прошла мимо нее и села в дальнем углу, как можно дальше от своих соседок. Знакомая среда вселила в меня ощущение комфорта: я вжалась в уголок, вдали от остальных детей – точно так же проходили все уроки в воскресной школе в моем детстве. Это было единственное знакомое ощущение в этом месте, и я наслаждалась им.

После этого я редко разговаривала с Шэннон и Мэри, а они старались не общаться со мной и только напоминали о моих обязанностях по дому, о которых я всегда забывала. Мне казалось, что в квартире нашей все в порядке. Ну и что, что в холодильнике завалялись гнилые персики, а в раковине скопилась грязная посуда? Ну и что, что запах шибает в нос, как только переступаешь порог? Мне казалось, что запах совершенно нормальный, в доме вполне чисто. И точно так же я относилась к себе самой. Обычно я не пользовалась мылом – только когда принимала душ, а делала это раз или два в неделю, да и то не всегда с мылом. Выйдя из туалета, проходила мимо раковины, где Шэннон и Мэри всегда – всегда – мыли руки. Я видела их удивленно поднятые брови и вспоминала Ба-из-города. «Какие фривольные, – думала я. – Я же не писаю на руки!»

Атмосфера в квартире стала напряженной. Шэннон смотрела на меня как на бешеную собаку, а я ничего не делала, чтобы разуверить ее.

Мой банковский счет постепенно пустел. Я боялась, что недостаток знаний не позволит учиться, но через месяц, заплатив за обучение и аренду, купив продукты и учебники, начала бояться, что, даже сдав экзамены, не смогу вернуться к учебе по весьма тривиальной причине: у меня просто не будет денег. В интернете я изучила возможности получить стипендию. Для полной стипендии нужно было сдать практически все экзамены на отлично.

Я проучилась всего месяц, но уже понимала, что стипендия для меня абсолютно недостижима. Американская история стала проще, но только в том, что теперь я не проваливала тесты целиком и полностью. Мне хорошо давалась теория музыки, но с английским все обстояло гораздо хуже. Преподавательница говорила, что у меня есть наклонности к литературе, но язык мой поразительно формален и скован. Я не сказала ей, что училась читать и писать только по Библии, Книге Мормона и речам Джозефа Смита и Бригама Янга.

Но тяжелее всего мне давалось западное искусство. В лекциях я ничего не понимала. Большую часть января я считала, что Европа – это страна, поэтому из того, что говорил профессор, лишь малая толика имела для меня какой-то смысл. А после случая с холокостом я не пыталась просить пояснений.

И все же это был мой любимый курс – из-за Ванессы. На каждой лекции мы садились рядом. Она мне нравилась, потому что была похожа на истинную мормонку: она носила свободную одежду с высокими воротничками, никогда не пила колу и не делала уроков по воскресеньям. Она была единственной из студентов, кто не походил на язычника.

В феврале профессор объявил, что вместо одного экзамена в середине семестра мы будем сдавать их ежемесячно и первый состоится на следующей неделе. Я не знала, как к нему подготовиться. Для этого курса не было учебника – только альбом с картинами и несколько дисков с классическими композициями. Я слушала музыку и рассматривала картины, пытаясь выучить, кто и что написал, но запомнить эти имена мне не удавалось. Единственный в жизни экзамен я сдавала перед поступлением. И это был тест с выбором правильных ответов. Я полагала, что все экзамены проходят именно так.