Дженнифер Матье - Бунтарка

Я выпрямляю странички следующего выпуска «Мокси» на диване. Мерцание рождественской елки в углу нашей гостиной отсвечивает золотом на страницах.

— Выглядит прикольно, — говорит Сет.

— А я показала тебе наклейки, которые вложу в каждый экземпляр? — Я передаю ему стопку круглых наклеек размером с ладонь.

— Плохая девчонка, — отвечает Сет, вертя одну из них в руках. — Мне нравится, пока такая не окажется на моем шкафчике.

— Точно нет.

— То есть «точно нет»? Или?.. — Сет наклоняется ко мне, его улыбка становится шире. Он целует меня за ухом, и это так приятно. Потом он целует меня в губы и прижимается всем телом. От него пахнет мятой. Сет мягко укладывает меня на диванные подушки.

— Подожди, — я слегка отталкиваю его, — не помни´ «Мокси». — Я беру журналы и кидаю на кофейный столик. — Это пока что мой самый любимый выпуск.

— И мой, — говорит Сет.

— Правда?

— Правда, — отвечает он, улыбаясь. — Так, где мы остановились? — Сет произносит это словно парень из пошловатого фильма, и мы оба начинаем смеяться. А потом целуемся.

Но вскоре уханье часов в форме совы напоминает, что Сету пора уходить. Мама скоро вернется с работы, и хотя она знает, что мы с Сетом встречались практически каждый день во время каникул, не думаю, что она сильно обрадуется, увидев нас целующимися на диване.

Это ведь можно назвать любовными ласками?

В любом случае, будет лучше, если мама этого не увидит.

— Жаль, что тебе надо идти, — говорю я. Мои губы слегка саднит, но это приятное ощущение.

— И мне, но мы увидимся завтра в школе, — отвечает Сет.

Мы встаем и идем к задней двери. Сет еще раз целует меня, прежде чем выйти. Я касаюсь пальцами губ, будто не верю в реальность происходящего.

У меня есть парень. Настоящий парень.

С улыбкой я возвращаюсь в гостиную и достаю «Мокси». Наклейки я заказала онлайн с помощью подарочной карты Visa, которую бабушка с дедушкой подарили мне на Рождество (вместе с новыми носками, набором красивых ручек и книгой рецептов тортов и печенья — у бабули большие надежды после того случая с «волшебными кубиками»). Я запихиваю зины и наклейки в рюкзак, когда заходит мама.

— Привет, дорогая, — говорит она.

— Привет. — Я целую ее в щеку.

— Все хорошо? Готова к школе?

Я закатываю глаза.

— Настолько готова, насколько возможно. А у тебя все хорошо?

Мама вздыхает и проводит рукой по волосам. Когда она убирает волосы с лица, то выглядит намного моложе. Потом они падают на лицо, и это снова моя мама.

— Кажется, у меня только что была небольшая… ссора… с Джоном. — Она достает мороженое из холодильника, а меня охватывает радость. Хотя не должна бы.

— Что случилось? — спрашиваю я, надеясь, что в моем голосе достаточно неподдельного беспокойства.

Она пожимает плечами и аккуратно снимает крышку.

— Поссорились из-за политики. Он сказал, что не считает Энн Ричардс хорошим губернатором.

Я смотрю на нее в замешательстве.

— Энн Ричардс, милая. Я рассказывала тебе о ней. Она была губернатором Техаса в 1990-х, а еще очень сильной и очень умной женщиной. — Мама стучит пальцами по ярко-розовому магниту на холодильнике с надписью «Джинджер Роджерс делала все то же самое, что и Фред Астер, только наоборот и на высоких каблуках» [19] Цитата из романа Роджера Желязны «Доннерджек», в пер. В. Гольдича, И. Оганесовой. — Энн нравилось цитировать эти слова, — говорит мама, слабо улыбаясь.

— О да. — Мне нравится слушать про сильных женщин, но слушать что-то плохое о Джоне — все-таки больше. — Так что сказал Джон?

— Что она не была самым ответственным губернатором, когда дело касалось налогов, что, конечно же, бред собачий. — Она съедает еще кусочек мороженого и убирает его обратно в морозильник, кидая ложку в кухонную раковину. Потом смотрит на потолок и вздыхает.

— Ну, как бы то ни было, он не прав, — говорю я. — Энн Ричардс великолепна.

— Именно такой она и была, малышка, — соглашается мама.

— И что вы теперь с Джоном будете делать? — в моем голосе есть нотка надежды, и я гадаю, слышит ли ее мама.

Но она просто смеется, словно я маленький ребенок, и это немного раздражает.

— Ох, дорогая, у меня с Джоном все хорошо. Взрослые могут иногда спорить из-за политики. Он же не сказал, что ей место на кухне или что ей следовало бы посвятить свою жизнь рождению детей.

Я пожимаю плечами.

— Наверное. Но разве политические взгляды не говорят многое о человеке?

Мама улыбается.

— Конечно, да. Я сама тебя этому учила. Но разумные взрослые могут не соглашаться в чем-то. Джон вырос в очень консервативной семье. Он даже не ходил в государственную школу до подросткового возраста. Это повлияло на его взгляды. То, что Джону не нравится финансовая политика Энн Ричардс, не значит, что Джон плохой.

— Ладно, — говорю я, — только если ты не забудешь, что ты права, а он нет.

Мама улыбается.

— Я не забуду. Теперь иди спать. Уже поздно.

Проскальзывая под одеяло, я думаю об экземплярах «Мокси» в моем рюкзаке, о губах Сета на моих губах и о том, как Сет поддерживает меня и мою идею. Я уверена, что если Сет знает об Энн Ричардс, она нравится ему. А если не знает, я убеждена, она точно ему понравится, как только я расскажу о ней.

Приятно прилепить наклейки на шкафчик Митчелла Уилсона. Десять наклеек. Я думаю о Клодии. Думаю о том, как он ее обидел. Я думаю о мистере Шелли и его словах. Я думаю о красноватом лице Митчелла и его мертвых глазах. Я думаю о том, что его папочка позволяет ему все.

Хлоп, хлоп, хлоп. Металлический шкафчик вибрирует под моей рукой каждый раз, когда я леплю новую наклейку.

Потом я делаю шаг назад и любуюсь своей работой. Митчелл Уилсон десять раз прочитает сегодня, что он придурок. А может, и больше.

Когда солнечный свет начинает литься через окна, я приклеиваю наклейки тем мальчикам, которые тоже участвовали в игре «Толкни и хватай». Слышу шаги уборщика за углом и забегаю в пустой класс. Стою тихо-тихо, пока он проходит мимо, звеня связкой ключей. Его тяжелые шаги раздаются совсем рядом. Если бы он нашел меня, я смогла бы выкрутиться. Потому что ничто сегодня меня не остановит. Уж точно не какой-нибудь мужчина.