Пал Сабо - Пядь земли

— Ты… — только и говорит Шандор Пап, и кулаком трясет у него перед носом. И уходит.

Косорукий Бикаи смотрит ему вслед, потом ладонью приглаживает волосы и осторожно стучит в дверь.

Через несколько минут Илонка с рыданиями падает ему на грудь.

— О, Йошка Гоз, Йошка Гоз… из-за тебя я такой стала… — выговаривает она сквозь слезы…

Вечер. Свинья долго рвется в калитку, потом идет к воротам. Однако и там ничего у нее не получается. Пока какой-то прохожий не открывает калитку, а сам идет дальше своей дорогой. Свинья вбегает во двор, мечется возле хлева, да ничего для себя не находит. В огороде, у самой калитки, целый выводок утят сбился в кучу: прохладно стало к вечеру, мерзнут бедняги. Свинья тянет к ним рыло, а те сбиваются еще теснее. Голов не видно у утят, только лапки торчат из кучи. Свинья, недолго думая, хватает и жрет утят. Вот один утенок лишь остался: удирает, спасается, пищит не своим голосом; свинья глядит ему вслед, да потом, видно, другое приходит ей в голову. Бежит она к палисаднику, рыло между досками просовывает; трещат, ломаются доски — и она уже в палисаднике. Банка с огурцами квасится у стены — переворачивает банку; вишня разложена на сушилке — опрокидывает сушилку. Оглядывается торжествующе. Еды теперь хватит.

А хозяйка в горнице наливает своему кавалеру коньяку из бутылки, оставленной другим кавалером; муж ее в это время пляшет в корчме господина Крепса, на околице. Лошадь с телегой на улице стоит. Полицейские уже дважды записали ее в книжку; да Макра говорит, мол, пусть пишут, на то у них и карандаш, и ладонью звонко шлепает себя по затылку. Утром еще зашел он сюда выпить стопку; корчма уже тогда полна была агитаторами, и угощали они его изо всех сил… Вечер наступил, а он опять здесь. В полдень еще застрял, когда домой ехал.

— Жена-то? Хо-хо… у меня жена не то что у других. У меня жена не рассердится, хоть два дня здесь буду, — говорит он господину Крепсу, который все пытается домой его спровадить. Макра пляшет себе.

А Шандора Папа окружили мужики у Лайоша Ямбора.

— Пришел-таки! — кричит хозяин. — А Бикаи где потерялся?

— Бикаи? Постой-ка… — и оглядывается. Он больше всех удивляется, что нету Бикаи. — Не понимаю. Он ведь за мной шел…

— Отстал, должно быть. Налей-ка ему, Янош, — говорит Ямбор шурину, а сам расстилает на столе прошение, на котором подписей уже видимо-невидимо. — Дядя Шандор, подпишите-ка это.

— Это что? — смотрит Шандор Пап. Смотрит, да ничего не видит. Буквы сливаются в одно пятно, будто коньяк, пролитый на стол. Вдруг вспоминает он о жене, о Мари Чёс, и страшно ему становится, и хочется скорее домой. Чтобы все беды, все сплетни опередить… Да какое ему дело до того, кто старостой будет? И подписывает прошение, даже не прочитав, о ком там речь.

К утру на стенах школы, на заборах появились листки, в которых про Габора Тота говорилось последними словами. Однако и другой лагерь не дремал: угол дома Эсени, что на улицу выходит, вымазали коровьим дерьмом. Даже ручку на воротах вымазали, чтобы утром, кто первый к ним придет, рукой в дерьмо влез.

Однако к тому времени, как коров гнать, листки со стен исчезли, а жена Эсени побелила стенку. Да только тогда уже мужик скакал верхом в Нешту, к исправнику. Вез прошение со ста подписями…

Можно сказать, странное наступило время. Будто колесо заело, и ни взад, ни вперед. Еле-еле повернется на пол-оборота — и снова ни с места… Знают мужики: кого бы ни выбрали старостой — один черт, потому что и новый староста не пойдет против господ… А все-таки… кто знает… Вдруг чудо случится! Были ведь в старые времена старосты вроде Йожефа Берегсаси… правда, тогда и секретарь за народ стоял… Что говорить: все можно отнять у человека, нельзя лишь отнять у него надежду.

Половина деревни горой стоит за Габора Тота, другая половина — за Эсени. А ведь не все ли равно? И так ясно, что ни та, ни другая половина не получит, чего хочет… Сторонники двух других кандидатов, Яноша Багди и мельника Такача, рассеялись кто куда.

По прежним выборам знают мужики, что завтра с самого утра запрещено будет спиртные напитки продавать, пока не закончатся выборы. Потому и стараются выпить завтрашнюю порцию еще сегодня.

И пьют.

Можно сказать, пропивают шкуру неубитого медведя…

А исправник прочитал прошение, под которым сто подписей стоит… Хм. Что за этим кроется? Кто такой этот Габор Тот?

Дело в том, что старостой нужно избрать такого человека, который бы доверием пользовался в деревне, которого уважали бы; однако излишняя популярность тоже ни к чему: еще бог знает чем это обернется. Словом, очень надо подумать, кто будет старостой. Это так просто не делается… и вызывает исправник по телефону секретаря.

А секретарь тут же рассыльного шлет за Красным Гозом.

Красный Гоз, к счастью, дома как раз. Правда, в поле он собрался ехать, поэтому к правлению хоть и не бегом бежит, а все ж торопится.

Секретарь звонит исправнику, кричит «алло», потом перегибается через стол и подает трубку Красному Гозу.

— Говорите с господином исправником… — шепчет, сам же на цыпочках выходит из комнаты.

— Вот что, дорогой, — говорит в трубку исправник, — я только что получил прошение, насчет старосты. Ваша подпись здесь первая.

— Да. Я первым подписал.

— Скажите-ка мне вот что… Только поймите меня правильно: я вас знаю как порядочного и разумного человека. Почему вы все так хотите этого, как его… (слышится шелест бумаги) Габора Ж. Тота? Такой он хороший, что ли?

— Не то чтобы очень, господин исправник… я бы не сказал, что очень он хороший. Такой же, как все.

— Но это же не причина, чтобы старостой его сделать. К тому же у меня свой кандидат есть, я тоже забочусь о благе деревни, можете мне поверить. К чему эта агитация, эти прошения?

— Да к тому, что Габор Тот все-таки… неплохой мужик, и деревня хочет, чтобы он старостой был. Почему ж не быть так, как все хотят?

— Не понимаю!

— Да ясное ж дело… деревня Габора Тота хочет в старосты. Почему бы не сделать так, как хочет деревня?

— Но сто человек — это еще не деревня.

— Неважно. Лучшая часть деревни.

— Ну хорошо. Но мне все-таки не нравится этот… Ж. Тот. Да и опоздали вы с прошением. Его надо за десять дней до выборов подавать… Ну это ничего, я сделаю вид, что вовремя оно поступило. Но чтобы я в накладе не остался, договоримся о другом кандидате. Пусть будет Йожеф Такач. Хорошо?

— Нет, это никак не пойдет.

— Почему?

— Он не мужик. Ремесленник. Это уж совсем не годится… У меня тоже есть одна мысль, господин исправник.

— Говорите.

— Пусть останется… или, лучше сказать, назначьте снова Ференца Вирага. Тогда и мы отступимся от Габора Тота.

Красный Гоз даже зажмурился, а потом вверх посмотрел: не валится ли на него потолок. Однако на потолке ни трещинки. А исправник ответил лишь, что подумает, и трубку повесил.