Михаил Белозёров - На высоте птичьего полёта

Я не стал возражать и поднял руки, но так, чтобы бойцы не думали, что я их боюсь. То, что повыше посмотрел на меня с ненавистью, и вдруг понял, что он уже успел наглядеться всякого и не всякого, и что убить ему человека, как плюнуть на асфальт.

Меня тщательно обыскали, ткнув на всякий случай под ребро стволом. Забрали «никон», письмо, редакционное удостоверение, паспорт и портмоне с деньгами. Бог с ними, подумал я, почему-то решим, что попаду домой уже не на электричке, и деньги мне не понадобятся.

Тот, что пониже и пошире, отнёс мои документы и фотоаппарат в здание. Второй, непонятно зачем, держал меня на мушке, хотя вокруг бродили ещё человек десять с оружием. Так что даже чисто теоретически я сбежать не мог, разве что в виде живой мишени.

Они продержали меня в таком положении около часа. Вернувшийся боец ничего не сказал и, вообще, сделал вид, что не имеет ко мне никакого отношения. В здание входили и выходили люди, и всем им, как я понял, был нужен Стрелков. Некоторые из них принимали меня за шпиона. По крайней мере, один подошёл, посмотрел на меня и сказал:

— Здоровый, джеймс бонд! Вы следите за ним здесь!

— Отойди! — посоветовал ему боец, косясь на него, как кот на мышь.

Наконец позвонили, и меня повели все те же двое, тыча стволом в спину.

— Потише! — поежился я.

— Иди! Иди! — Но тыкать больше на всякий случай больше не стали.

Мы прошли через фойе с разбитым аквариумом в центре, поднялись на второй этаж и свернули направо. Кабинет Стрелкова находился с тыльной стороны и глядел окнами во двор. Грамотно, подумал я, в случае обстрела, не так опасно.

Я увидел перед собой крайне занятого и нервного человека. Видно, он уже познакомился с моими документами, потому что сказал бойцам:

— Свободны! — а потом обратился ко мне: — Аккредитация есть?

Я замялся:

— Нет…

— Ну а чего вы тогда?! — упрекнул он, хватая то карандаш, то папку.

Я решил, что меня, как минимум, арестуют, а как максимум, расстреляют. Трудно было понять, какие здесь порядки.

— Ефрем! — крикнул Стрелков в приоткрытую дверь. — Юз! — Безрезультатно. — Ю-ю-ю-з-з!!!

Слышали голоса бойцы на первом этаже. Вместо Юза в дверь сунул физиономию один из моих стражей.

— Ефрема найди! — приказал Стрелков.

Наконец раздались торопливые шаги и в комнату вбежал Набатников. У меня глаза полезли на лоб. Я не знал, что он здесь, и вообще, потерял его из вида с начала весны.

— Наконец-то! — сказал Стрелков, не поднимая головы и внимательно изучая пятна на столе. — Где тебя носит?

— Игорь Иванович, я занимался пострадавшими… из Былбасовки.

— Ах, ну да, — выпрямился Стрелков. — Разобрался?

— Так точно. Всех отправил в тыл, кого надо, по больницам.

— Сегодня бандеровцы автобус с местными жителями обстреляли, — пояснил Стрелков, по-прежнему не глядя мне в глаза.

— Мне доложили, что юго-востоке сбили Ми-8, — сказал Ефрем Набатников.

Я потом узнал, что это он самолично сбил вертолёт, только не хотел выпячиваться.

— Вот это хорошо! — оживился Стрелков. — Молодец! Вот человек из Донецка. Сделай ему аккредитацию.

Фраза «сделать аккредитацию» прозвучали просто-таки зловеще. Пытать будут, решил я.

— А чего ему делать, — пожал плечами Ефрем Набатников, глядя на меня безразличными глазами, — я его знаю.

— Тем более, — обрадовался Стрелков. — Забирай и поработай.

Я понял, что меня просто спихивают с рук и что Стрелкову сказать мне нечего за отсутствием ясности в оперативной обстановке, а, может, это было тайной и я рано явился, а Борис Сапожков, как всегда, поспешил. В общем, тысяча причин помешали мне пообщаться с Игорем Ивановичем и составить о нём ясное представление.

— Есть! — лихо ответил Ефрем Набатников и скомандовал мне: — Пошли!

Я вежливо сказал: «До свидания», оглянувшись на Стрелкова и двинулся следом.

— Стойте! — окликнул меня Стрелков. Я замер, покрывшись мурашками. — Документы и аппаратуру заберите, — и пододвинул их мне.

Стрелков посмотрел на меня, я посмотрел на него, и я мы друг друга понял. Я подумал, что не надо делать людей умнее того, чем пророчат обстоятельства, он просто делал своё дело, не заглядывая шибко вперёд.

Это потом его все хаяли, а вначале всё было хорошо, вначале вообще никто ничего не понимал: ну повстанцы, ну добровольцы. А кто их разбудил и организовал? Начинать всегда трудно. Для этого нужен особый тип людей. Вот они и появились: Лето и Шурей, девушки-снайперы. А над всеми стоял — Стрелков.

— Всего доброго, — с облегчением сказал я, забирая свои вещи.

Он не ответил. Письмо Бориса Сапожкова так и сталось лежать в конверте. Видно, пресса Стрелков интересовала в последнюю очередь. Не до этого было — вдалеке всё настойчивей бухало и гремело.

— Здорово! — Ефрем Набатников, который шёл впереди, развернулся и обнял меня за стенами кабинета. — Приятно увидеть своего человека.

Я начал что-то припоминать. Кажется, сразу после того, как установилась первая весенняя погода, Ефрем Набатников позвонил мне прямо из электрички и сообщил, что едет в Славянск. «Воевать?» — спросил я тогда. Но он, похоже, и сам не знал, зачем. Должно быть, с тех пор он и числился на бандеровском сайте «миротворец» в «списках боевиков и наёмников в Донецкой области».

— А Юз кто такой? — спросил я, следуя за ним по гулкому коридору.

— Это мой позывной. Я теперь заместитель Стрелкова. Везёт мне! — он полез за пазуху, вытащил свой талисман — золотой жетон со своими же инициалами Е.Н. и благоговейно поцеловал её.

Он всегда и везде демонстрировал свой талисман, напуская на себя таинственный вид, особенно, когда был пьян, и уверял, что если бы не этот жетон, он бы сейчас с вами или со мной, или ещё с кем-нибудь водку уже не пил бы. «Почему?» — по наивности спрашивали многие. «Потому!» — важно отвечал он, и его можно было объехать разве что только на кривой кобыле, а я понимал, почему: потому что Россия. И кто ближе к ней встанет, тот и главный. Вот какие были поначалу дела. Это потом уже армия появилась, вначале было именно так, кто врос прочнее корнями, тот и главный.

— По каким части? — уточнил я, надеясь, что с тех пор он изменился.

— По всякой! — многозначительно ухмыльнулся Ефрем Набатников.

Я уже знал эту его ухмылку, которая означала, что Ефрем Набатников добился того, чего желал, а честолюбия у него было не занимать, только вот Стрелков не знал об этом, как, впрочем, и о талисмане тоже, иначе бы заставил выкинуть, как демаскирующий элемент. Но Ефрем Набатников его не выкинул бы даже по приказу, к сожалению, он приберёг его для меня.

— Так это про тебя всякое говорили? — вспомнил я разговоры в редакции, не знаю, правда это или нет, о каком-то бесшабашном заместителе Стрелкова, который мотался по фронтам, ходил в разведку, брал языков, и даже, как бывший ракетчик, умудрился сбить два вертолета и один самолёт. — А я думаю, что за Юз, — похвалил я его, — заместитель министра обороны? А это ты, оказывается!