Николай Липницкий - На грани жизни

До самого вечера всё валилось у Николая из рук. Из головы не шёл Виталик, и чувство облегчения от того, что он жив, мешалось с чувством тревоги и любопытства. Виталя пришёл поздно вечером, оживлённый и уже хорошо поддавший. Обычно он неразговорчив и каждое слово приходилось вытаскивать из него клещами. Но подвыпивший, он становился очень болтлив. Достаточно было время от времени вставлять реплики типа «да ты что?», «да» и подобные, чтобы поддерживать его монолог. Вот и сейчас, хлопнув кружку спирта, он поковырялся ложкой в банке гречневой каши с мясом и развалился на кровати Толика. Мы с Толяном с нетерпением уставились на него.

— Оказывается, это вас мы вытаскивали из засады. Вы помните, какой это был тяжёлый бой? Нам в тыл ударила резервная группа и мы оказались между двух огней. Пришлось выходить из-под огня, на время подставляя вас под двойной удар. Это был единственный выход, и мои бойцы с ходу просекли мою идею. Батя сказал, что маневр удался на славу. Мы выходили все вместе, но тут я заметил, что мой боец (да вы его знаете — это таджик Чолов) упал. Я бросился к нему и сразу понял, что Ромка вряд ли выкарабкается. Ранение явно смертельное. Уж в этом-то я точно разбираюсь. Ты, Коля, не смотри так укоризненно. Пока он живой, я не мог лишить его надежды на спасение. Каждый боец моего взвода должен знать, что командир его не бросит. Без этого я морального права не имел бы их в бой посылать. От своих мы безнадёжно отстали и было очевидно, что прорваться к своим нереально. Оставалось рассчитывать только на свои силы и надеяться на то, что задуманный мной маневр бойцы доведут до конца. Чолов умер у меня на руках, духи наседали и, справедливо рассудив, что мёртвым всё равно, я оставил его и рванул дальше. Ирония судьбы в том, что погнали их прямо на меня. Отряд отошёл, преследовать их никто не стал, а они плотно сели мне на хвост. Видимо уж очень их радовала перспектива взять живьём спецназовца. Как горный козёл скакал я по скалам, уходя от преследования. Меня обложили как волка. Каждый патрон был на счету, и вступать в открытый бой не было смысла. Я прятался, где только мог, нападал на их боевые дозоры по ночам и таким образом пополнял свой боезапас. А днём я вновь тратил свои боеприпасы, чтобы, оторвавшись от них, снова кружить между скал в надежде найти более-менее надёжное укрытие. Патроны ещё так-сяк, но самое тяжёлое было отсутствие пищи и возможности поспать. Та тревожная дремота, которой я забывался на короткое время, никак не заменяла нормального сна. Я чувствовал, что долго мне не продержаться и через несколько дней меня можно будет брать голыми руками. Вертушки наши каждый день летали надо мной, но дать им знать это, значит, нарисоваться в полный рост духам, которые только об этом и мечтают. Этого подарка духам я сделать не захотел. И вдруг неожиданно я чувствую, что за мной никого нет. Никто меня не преследует, и мне не надо уходить и искать новое убежище. Это было настолько пугающе непривычно, что я сам двинулся на поиски духов. И наткнулся на нашу поисковую группу. Оказалось, что духи, избегая встречи с нашими, были вынуждены уйти, бросив эту безнадёжную затею. Я до сих пор не верю, что этот бешенный марафон закончился. А вы знаете, я там часто вспоминал о вас и о вашем модуле. У вас здесь гораздо спокойнее. Прямо отдыхаешь. Я вам сюда с ближайшего рейда телевизор принесу. Вот только найду покруче. Они здесь до войны богато жили. Такие телеки в их задрипанных аулах стоят — закачаешься. Им они сейчас всё равно не нужны: света нет у них. А нам в самый раз. Точно принесу. И видик тоже. Правда, кассет нет. Ничего, найдём.

Придя к такому выводу Виталя лениво рассмеялся, попытался сказать ещё что-нибудь заплетающимся языком, но усталость и выпитое взяли своё. Он откинулся на подушку и засопел.

С боем Магомед сумел вырваться из западни, которую готовили очень долго и тщательно. Он вырвался на оперативный простор и, понимая, что терять уже нечего, развернулся в полную силу. Выловить эту банду стало делом чести для спецов. В ход пошло всё. Но банда оставалась неуловимой. Однако, как-то раз, возвращаясь из поиска, разведчики опять наткнулись на недавно расстрелянных пленных. Следы пыток и издевательств ясно говорили о том, что здесь поработали наши старые знакомые и, судя по всему, совсем недавно. Бойцы прочесали местность, но никого, кроме старого чабана с небольшой отарой овец, так и не нашли. На все вопросы чабан, как заведённый, твердил одну и ту же фразу:

— Моя не знай. Урусут не понимай. Не видал никто. Ничего не знай.

Справедливо рассудив, что в горах ничего не может пройти незаметно и старик что-то всё равно должен знать, ребята взяли аксакала под белые ручки и доставили прямо в лагерь. На выезде из лагеря стояла небольшая хибара, построенная неизвестно когда и неизвестно кем. Одну её комнату приспособили под КПП, а вторую комнату — под католажку, в которую помещали не в меру разбуянившегося пьяного или пленных до прихода вертушки особистов. Вот в эту католажку и привезли злополучного аксакала. Допрашивали его офицеры из спецназа, от одного вида которых мурашки стаями ползли по спине. Этим ребятам просто хочется рассказывать всё, даже то, что не знаешь. После получаса, в начале вежливых, потом всё более «настойчивых» «уговоров», старик раскололся. Он рассказал очень много интересного. Командовал отрядом Магомед, бывший офицер-десантник, успевший и послужить, и посидеть в местах не столь отдалённых. Он не местный, а пришёл сюда откуда-то с севера со своими бойцами, обученными по армейскому принципу. Здесь они набрали себе отряд и с самого начала нацелились на русских, считая их виновниками всего, что твориться сейчас на этой земле. Старик назвал примерные места стоянок, возможные маршруты передвижения, людей Магомеда, живущих в населённых пунктах и активно помогающих ему и ещё много ценного. Охота началась. Спецназ ушёл в горы и каждый взвод мечтал о том, чтобы именно им довелось посчитаться с бандой.

Виталька со своим взводом уже почти неделю просеивали горы сквозь сито своей ненависти. Несколько раз натыкались на брошенные стоянки отряда Магомеда. Один раз вообще ещё зола в очаге была тёплая. Он где-то рядом. Но где? Поневоле тут в колдовство поверишь. Ну прямо отряд-невидимка. Только бы добраться до них, только бы дотянуться. Там то уж спецы их бы не отпустили. Слишком свежи в памяти растерзанные товарищи, слишком страшным криком беззвучно кричат их запекшиеся рты. Сух-пай на исходе. По рации уже несколько раз передавали приказ вернуться. Давно бы уже вернулись, но Виталька нутром чуял, что где-то рядом они, как в детской игре: «Тепло, ещё теплее, горячо». Вот именно, горячо. А что сделаешь? Шестое чувство, как говориться, к рапорту не пришьёшь. А ещё день, и бойцов кормить нечем будет. Да, придётся вернуться. Виталька подозвал радиста, стараясь не глядеть в его глаза.