Святослав Рыбас - Варианты Морозова

И он ее предал из-за гордости. Он не думал, что отъезд похож на бегство и признание себя виновным.

Петр Григорьевич вернулся к своим родителям-пенсионерам в районный город Старобельск.

Он был конченый человек. Тогда еще никто не понимал этого.

В первое время Петр Григорьевич писал рассказы. Они были очень скучны, но в них действовали счастливые люди и не было зла.

Бабушка Александра Павловна первой почуяла беду, когда после очередного редакционного отказа застала Петра Григорьевича со слезами на глазах.

От первого спуска Константина в шахту до переезда в Старобельск прошло около десяти лет.

Второй раз он попал под землю во время практики — то была щемящая встреча с детскими образами.

Став горным инженером, он быстро потерял счет своим мрачным путешествиям.

…Петр Григорьевич работал инженером в сельской строительной организации. Полина оставила его, уехала в Гуково и снова вышла замуж. Обоим шел пятый десяток, каждый из них был несчастлив и в душе сознавал, что лучше, чем было, уже никогда не будет. Им понадобилось прожить вместе целую жизнь, чтобы убедиться в том, что они чужие люди.

Но кто имел право их судить? Константин?

Нынешним летом Павлович, товарищ Константина по клубу «Ихтиандр», за полминуты определил на счетной машине «Касио-биолатор» совместимость биологических ритмов Петра Григорьевича и Полины. Павлович не знал, что Морозов задумал рассчитать отца с матерью, и объявил результат со своей обычной развязностью:

— Совпадение физических ритмов — девяносто один процент, эмоциональное — семьдесят пять, интеллектуальное — три процента… При этом думать не обязательно.

Что ж, все было поразительно верно. Действительно, их брак держался только на чувственной основе, со временем стал невыносимой каторгой.

И вдруг Константину сделалось стыдно, как будто он увидел мать и отца в постели.

Он родился от их брака. Каким бы жалким ни был этот союз, с него нельзя было срывать покров тайны.

И он понял, что нет, никто теперь их не может судить, они принадлежат своей молодости, а не нашему времени.

Вот так, прожив почти три десятка лет, Константин вступил в пору мужества и первых глубоких раздумий…

Он был интеллигентом во втором поколении. Как и большинство его друзей, надеялся на быстрый успех и знал, по крайней мере теоретически, что нужно делать для успеха.

Но на шахте, где Морозов работал горным мастером, он увидел, что может добиться самостоятельности очень нескоро, лет через десять. В первый год он понял, почему отец возражал против шахты. Работа была дурно организована. Она требовала выносливости, упорства и минимума инженерных знаний. Морозов был разочарован.

Прошло лето, он взял отпуск и поехал со знакомыми в Крым. У них был акваланг, и они кочевали по побережью, заряжая от случая к случаю баллоны сжатым воздухом, но чаще приходилось и просто нырять в маске. Возле Нового Света они раскопали на дне обломки греческих амфор и привезли домой чемодан черепков. Они ощутили таинственное воздействие скрытого от людей подводного мира.

Отпуск закончился, Морозову пришлось вернуться к шахтерским делам и ждать следующего лета. Но теперь он глядел в будущее сквозь узкое горлышко древней амфоры! На уме была археология, затонувшие галеры, клады. Хозяин акваланга, врач Павлович, отвез в киевский институт археологии черный чемодан с черепками и неожиданно получил приглашение участвовать в подводной археологической экспедиции. Павлович выделялся горячностью, буйным воображением и решительностью. (В нем текла кровь сербов — переселенцев, осевших в Донбассе в прошлом веке.) Наверное, он загипнотизировал научных сотрудников своими рассказами о сокровищах крымского шельфа. Через несколько месяцев археологи, однако, трезво решили не тратить денег, но порожденные их предложением иллюзии все еще разжигали воображение и молодое честолюбие, и Павлович с группой друзей, среди которых был Морозов, ступил на долгий и многотрудный самодеятельный путь. Так появился клуб подводных исследований «Ихтиандр».

Летом они выехали на западную окраину Крыма, на полуостров Тарханкут, отмеченный в морских лоциях крепкими осенними штормами. У них был старый компрессор и пять аквалангов, добытых Павловичем в спортивном клубе медицинского института.

Но это была игра, и они быстро поняли, что у них нет настоящей цели. А какая была нужна цель? Почему их тянуло к неземным высотам?

Ответ должен был вобрать в себя многое — желание сменить обстановку или уйти от действительности, поиски приключений и острых ощущений, узы мужского товарищества, самопознание, самолюбие, сенсуализм, да разве мало причин, заставляющих человека делать именно этот шаг, а не какой-то другой и ведущих его либо к славе, либо к поражению?

В то время Павлович любил цитировать древних философов и говорил, что благо везде и повсюду зависит от двух условий: правильно определить цель и найти к ней дорогу. Он и предложил цель.

Они еще не были в состоянии соперничать с могучим поколением отцов и, как вода, обходя препятствия, устремились в неизведанное пространство.

Константин поехал домой на троллейбусе и по дороге глядел в окно. За бетонным корпусом стадиона, напоминавшим верхушку огромной шахматной ладьи, над узким длинным прудом по пологой возвышенности поднимались дома. Три лика как будто глядели с холма, три времени и три пространства сцеплялись между собой этими домами. Грубая прочность довоенных построек, величественный холод зданий пятидесятых годов, утилитарная простота современных домов — вот такими были черты города. Других не было.

«Может быть, и мы сами не слишком разнообразны, — подумал Морозов. — Тебя в лицо не подстеречь…»

Эта фраза выстрелила откуда-то из темных полей памяти и поразила его. Она некогда стояла в каком-то стихотворении, а стихотворение, наверное, было связано с Верой, с юностью, с чем-то ушедшим. Потому и выстрелила.

Он силился вспомнить: что за странные слова? ТЕБЯ В ЛИЦО НЕ ПОДСТЕРЕЧЬ…

…Константину восемнадцать лет, он одинок, мечтателен и находится в том состоянии, когда легко влюбляются. В институте учиться скучно. Дни тянутся медленно. Кажется, учебе не будет конца. Юношеская тоска охватывает Константина, и какой-то голос шепчет: «Бросай институт. Ты не такой, как все. У тебя своя дорога». Он сторонится товарищей. Их желания и развлечения кажутся вульгарными. И он отказывается от их вечеринок, от плодового вина и презрительно глядит, как быстро разгораются и гаснут любовные связи. Он отвечает товарищам, что все это ему знакомо, и ему верят. Ложь защищает его. Он крепок, почти каждый вечер занимается гантельной гимнастикой, но ложь защищает его лучше силы. Его считают опытным человеком. А он, как мальчишка, ищет встреч с Верой, звонит ей, ходит к университету.