Святослав Рыбас - Варианты Морозова

Донесся со стороны Сенного рынка трамвайный стук, кто-то легконогий пробежал внизу и остался в тени, словно пробежал заигравшийся допоздна ребенок, и сделалось тихо. За сквером яркой волной расходилось в вышину дыхание городского центра, отнимая у вечера огромный купол пространства и растворяясь где-то в фиолетово-зеленом небе.

Незримое сильное движение ощущалось в этой ранней ночной поре, когда день уже прошел и унес свою ледяную планомерность, уступив теплоте зажженных окон, смутным ожиданиям и человеческой слабости. Было несколько часов до глухой ночи. В них чудился мираж юной, еще не прожитой жизни, которая вечно идет рядом с реальным существованием, прекрасно обманывая наше сердце. В такие часы кажется многое, словно в них заключен радостный утешитель. А пролетают они тысячами!

Сколько простоял Дятлов у окна, это неважно. Ему стало зябко, и он закрыл рамы, посмотрел на телефон и сел к столу, взяв тонкую папку.

На папке был приклеен белый прямоугольник с напечатанным текстом:

«Донесение о работе подразделений 4 ВГСО по ликвидации последствий внезапного выброса угля и газа на шахте №… треста… 14–21 мая 195… года».

Он раскрыл папку и механически пробежал глазами по серым машинописным строчкам.

«14 мая 195… года в 15 часов 30 минут дежурным 1 взвода ВГСО т. Редько получено извещение по телефону от главного инженера шахты №… т. Рымкевича В. А., что в забое центрального бремсберга пласта Л8-I произошел выброс. На аварийном участке в зоне внезапного выброса находилось пять человек».

— Рымкевич? — спросил себя Дятлов. — Интересно… — Но, подумав, он решил, что в этом нет ничего интересного. То, что много лет назад управляющий работал вместе с отцом Морозова, никак, к сожалению, не связывалось с замыслом Дятлова. Вполне возможно, что Рымкевич и не вспомнит давней аварии, слишком много других событий наслоилось на нее, и она теперь живет только в этой картонной папке, потерявшей за давностью лет всякую ценность.

Дятлов вспомнил, как она легко и случайно досталась ему. Она лежала первой в высокой стопке таких же пыльных папок, загромождавшей целый угол архива горноспасательной части. Он готовил репортаж, ему хотелось прочитать документы, но день уже заканчивался, и сопровождающий Дятлова скучающий аполлон в темно-синей форме с двумя маленькими звездочками в петлицах предложил взять из стопы хоть сто донесений, все равно срок хранения истек и их не сегодня-завтра сожгут. И Дятлов стал владельцем трех папок.

Репортаж будет написан и забыт, потому что газета живет только один день. Дятлов порой ощущал, что участвует в бесконечной гонке за ускользающей целью и что у него нет прошлого. Должно быть, Морозов это чувствовал и держался с ним на расстоянии, вежливом, неблизком. Вообще это было естественно. Входящий в силу человек больше интересуется своим делом и отбрасывает все, что отвлекает от него, теряя при этом юношескую мягкость и приобретая жесткие мужские черты.

Наверное, по этой же причине Рымкевич не мог помнить аварии — она его отвлекала от цели, и он ее забыл.

Дятлов перевернул страницу.

«Ведение горноспасательных работ. На шахту прибыли два отделения 1-го взвода с помощником командира 1-го взвода Т. Сундиковым, и в 15 часов 50 минут отделения получили задания.

Одновременно на шахту были вызваны еще три отделения оперативного и 2-го взводов.

К этому времени было известно, что выброс произошел в забое центрального бремсберга. Внезапным выбросом настигнуто пять человек: начальник участка Морозов и проходчик Музыка находились в районе лебедки центрального бремсберга на свежей струе, а местонахождение проходчиков Шамрая, Баранухина и Кишкина оставалось неизвестным…

К 12 часам 15 мая на аварийном участке были выполнены все подготовительные работы, а забой бремсберга проветрен и содержание метана не превышало 1–1,5 процента, силами рабочих шахты и отделениями ВГСЧ были начаты поисковые работы.

На 7 часов 50 минут 17 мая была убрана и выдана на поверхность 231 тонна угля и освобождено от выброса 60 погонных метров бремсберга.

На этом месте стояла породопогрузочная машина, развернутая к левой стенке бремсберга. В приемном лотке машины был обнаружен пострадавший Шамрай без признаков жизни. Он лежал вдоль лотка на правом боку, головой к бремсбергу, лицо обращено к правой стенке, левая рука вытянута в сторону, правая находилась под туловищем, ноги свисали с лотка машины, согнутые в коленях… Пострадавший был выдан из шахты в 10 часов 18 мая».

Читая, Дятлов почувствовал тошноту. Он не мог знать никого из несчастных, и если бы прочитал сухую строку об их гибели, то едва ли бы в нем что-нибудь шевельнулось, но его поразила противоположность между трагедией насильственной смерти и подробным деловитым перечислением ее обстоятельств, словно они были выше ужаса заживо погребенных людей.

Дятлов стал читать дальше, охваченный тем жутким любопытством, которое рождает в человеке картина смерти.

«К 10 часам 15 мин. 20 мая было убрано 406 тонн угля, освобождено 70 погонных метров выработки и обнаружен пострадавший Баранухин без признаков жизни.

Он находился под левой стенкой между ножками рам в сидячем положении. Голова наклонена, правая рука заброшена над головой, левая опущена к почве выработки, ноги поджаты, левая нога поломана ниже колена, лицо побито мелким углем… Пострадавший выдан из шахты в 12 часов 20 мая.

К 17 часам 20 мая было отгружено 510 тонн угля, в 4 метрах ниже Баранухина был обнаружен пострадавший Кишкин без признаков жизни… Пострадавший выдан из шахты в 23 часа 30 мин. 20 мая.

…Горноспасательные работы были закончены в 8 часов 20 минут 21 мая, и отделениям ВГСЧ было разрешено отбыть в свои расположения.

Всего на ликвидацию аварии затрачено 1568 чел. — час., в том числе 416 чел. — час. работы велись в респираторах.

К донесению прилагался список всех действий спасателей, план места аварии и выводы Трахтенберга.

Дятлов закрыл папку. Он вскользь подумал о том, как разно измеряется человеческая жизнь. Но мысль была очевидной, и он отпустил ее.

Ему не удалось связать в узелок эту аварию, Рымкевича, Костю Морозова и предстоящее дело. Потом он поговорил с Павловичем. Дело начало делать себя. Дятлов запер кабинет и пошел домой, мысленно разговаривая то с Павловичем, то с женой, которую он все-таки должен был убедить не делать аборта и оставить ребенка.

В неоконченном дневнике Морозова была страница, посвященная любви и счастью . В подробностях подводных экспедиций сквозь стихию бесстрашия молодости чудится новый голос: «То, что составляет полное удовлетворение или счастье, завершают только любовь и чувство долга, ибо только в них отступают в сторону человеческие слабости…» Эта мысль больше никогда не повторялась. Он забыл ее…