Тамара Лисицкая - Тихий центр

Общественность засмеялась и снова отвернулась. Больше Олей никто не интересовался, и она тихонько ушла.

В восьмую квартиру можно было и не ходить, хватило вчерашнего выступления Ирины Павловны и сегодняшних безумцев с первого этажа. Но Оля была девушкой упрямой и не хотела позволить тупой реальности нарушить ее гармоничный план. А еще она снова хотела увидеть темнобрового красавца Игоря, и это последнее чувство с запасом перекрывало все остальные. Собственно, все ради этого и затевалось.

Открыла Таня, слава Богу. Если бы Ирина Павловна, то шансы на хорошую открытую беседу свелись бы к нулю.

— Привет, — и Оля протянула корзинку.

— Ой! — и Таня отступила.

— У меня есть пятнадцать минут! — Оля оглянулась, не вышел ли темнобровый.

— А у меня нет! — должна была сказать Таня, которая дописывала какую-то рекламную муть и через пятнадцать минут должна была выехать вместе с ней в сторону редакции. Но Таня сказала другое:

— Отлично! Тогда кофе, чай?

— Просто сок, лучше свежевыжатый, — Оля прошла на кухню и увидела там стопку бумаг — частично исчерканные листки с замалеванными абзацами и однотипными рисунками глаз.

Таня смотрела на Олю и пыталась понять, где взять свежевыжатый сок и аргументы против посиделок.

— Твое?

— Мое.

— Что пишешь?

— Статью одну.

— Круто. А где твои?

— Кто где. Мама ушла на работу.

Оля вдруг захотела расспросить о соседях, статьях, о липах за окном, пыталась задержаться в этой квартире изо всех сил — и все к тому шло: Таня терпела, не гнала, хотя явно торопилась. Сока не было, значит, можно, как вариант, просить супа, котлет, любой ерунды, которая греется, готовится, выращивается и забивается к столу…

— Понимаешь, — сказала Таня, — это так приятно, когда дарят корзинки с шампанским…

— Там еще конфеты и мишка.

— Да. Но я так спешу…

И вот тут из норы снова выполз Игорь. Если бы он остался там, где проводил большую часть дня, у себя в углу за гитарой, вросшей в комбик, Оля бы просто ушла. И, может, ничего бы потом уже и не было из того, что случилось потом…

Но он вышел.

А просто он тоже ждал, когда в дверь позвонят, позвонит Оля.

— Игорь! — вскрикнула Таня, хватая мужа за локоть. — К нам Оля с визитом! Она корзинку с шампанским принесла! Очень приятно, правда? Соседи должны дружить! Только я не успеваю, понимаешь! В общем, вы тут пообщайтесь, а я…

И Таня убежала с легким сердцем и недописанной статьей… И оставила гостью под присмотром мужа.

Обитательница квартиры номер один, Светлана Марковна Соколинская, вышла в свет. В своем дворе такие выходы не осуществлялись — быть рассматриваемой соседями Светлане Марковне не хотелось. Поэтому каждый раз она повторяла один и тот же маневр — проведя разведку в глазок двери, натягивала темные очки, хватала Чапу, крепко перехватывала ладонью ее микроскопическую морду и в таком шпионском состоянии быстро покидала дом. Несколько кварталов Светлана Марковна проходила в хорошем темпе, как легкоатлет, потом непредсказуемо сворачивала во дворы, чуть-чуть петляла, осматривалась, и только после этого отпускала Чапу на волю. Начиналась прогулка. Очки Светлана Марковна на улице не снимала никогда. Старалась не повторяться с дворами. А поскольку их было не так уж много в радиусе, она выдерживала паузы в несколько дней, избегая системы, которую можно было бы вычислить, и таким образом обеспечивала себе покой. По пути она иногда заходила в кафетерий, где в районе одиннадцати утра не было очереди, и там покупала максимально черный кофе.

В молодости Светлана Марковна была невыносимо красивой. Она и сейчас выглядела о-го-го для своих лет, но страшная правда старения искалечила ее жизнь давно и уже навсегда.

Началось все в тридцать, когда роскошная, характерная героиня, демоническая красавица Светлана Соколинская села перед зеркалом в крохотной общественной гримерной и вдруг явственно услышала дыхание времени за спиной. От этого смрадного выхлопа запотели стекла вокруг и зеркало, которое Светлана боялась протереть, поскольку в нем клубилась уже другая Светлана, тридцатилетняя. Еще вчера ей было двадцать девять, жизнь казалась трудной, но восхитительной, бесконечной, обещающей заслуженные чудеса, и все закончилось сегодня кататоническим ступором — мне тридцать! Все! Аллилуйя! Аллилуйя. Аллилуйя-Аллилуйя-Алли-илу-ийяаа.

Знакомые заметили, что после дня рождения Света, бывшая и без того девушкой жесткой и принципиальной, стала вообще непригодной для общения. Она ушла в себя, устранила приятелей, перестала посещать совместные алкогольные акции. Все оставшееся от личной и общественной жизни Света тратила на поддержание красоты — а тогда еще не было суперкремов и фитнес-центров. Но были спортивные секции, малочисленные косметологи, к которым записывались за месяц, народные средства для поддержания фигуры, лица и волос в форме. В жесткой экономии себя Светлана прожила до сорока пяти, а потом, когда морщины вероломно взяли ее измором, сонную, она одним махом отрубила все: и косметологов, и последних друзей, и работу в театре.

Чтобы прокормить себя и свое ненавистное тело, Светлана Марковна поступила на радио, где внешность не играла никакой роли, а был нужен голос. К голосу Светлана Марковна претензий не имела, хоть и звучал он все грустнее и глуше. Если по пути из дома на работу она встречала старых знакомых — а в центре такая возможность очень высока — переходила на другую сторону и пряталась в палантин. Ей совершено не хотелось увидеть жалость или злорадство по поводу своего разрушенного временем лица.

Знакомые быстро просекли эту фишку и вслух горевали в адрес Светки-дуры. Внешность Светланы Марковны долгое время входила в десятку самых горячих тем века, потом народ поостыл. Светлану Марковну благополучно забыли, но она искренне была уверена в том, что в любую минуту появится кто-то, кто видел ее РАНЬШЕ.

Дойдя окольными путями до кафетерия, Светлана Марковна оглянулась, постояла чуть-чуть, ожидая появления гостей со стороны остановки. Потом сгруппировалась, чтобы совершить стремительный заход в кафе, но потеряла сознание и упала на тротуар. Она лежала, раскинув руки, как большая черная морская звезда. Очки свалились, нарушив тем самым всю конспирацию. Чапа истерила рядом.

Игорь, сел напротив Оли и честно спросил:

— Вам что от меня надо?

Оля поняла, что краснеет, что после вопроса таким тоном надо величественно уйти, но что-то с ней произошло нереальное.

— Я не знаю, — сказала она, причем честно. — Вы… Ты мне нравишься… Я актриса, мне нравятся фактурные мужчины…

Игорь морщился и чувствовал, что в голове у него туманно и тревожно. Как поступить с женщиной, которую ты, блин, совсем не знаешь, но которая всем своим, так сказать, фасадом сигналит о… обо всем сразу! И была б женщина обычная! Да даже если б она была обычная, разве может молодой мужчина, который в полном половом сознании, отвергать ее, рискуя репутацией? И то сомнения! А тут такая тетка!