Эмили Барр - Вся правда и ложь обо мне

Очередное такси привозит троицу мужчин не старше тридцати, они вываливаются из него, ржут, заходят сюда, в бар, садятся за ближайший столик, толкаются и болтают во весь голос. Я съеживаюсь, становлюсь незаметной: меньше всего мне сейчас нужно привлекать к себе внимание, чьим бы оно ни было.

Быстро допиваю сок и направляюсь к школе английского. Домой. Непривычно называть ее так, но в настоящий момент она в большей степени мой дом, чем какой-либо другой.

Дом – странное понятие. Интересно, на самом ли деле он нужен мне.

Просыпаюсь рано (наверное, больше никогда в жизни никуда не просплю), заправляю постель тихонько, чтобы не потревожить Жасмин, которая крепко спит, разметав волосы по всей подушке. Моя постель – матрас на полу, самое роскошное ложе на свете. Я здесь уже шесть дней, и если Жасмин встает рано утром, делает растяжку, а потом пишет дневник и пьет кофе, я обычно поднимаюсь еще раньше.

Перед сном я читала «Убить пересмешника». Бен прав – книги здесь подобрались в основном случайные, но есть и признанная классика, и я собираюсь перечитать ее всю том за томом. Я выхожу из комнаты, прихватив книгу с собой, тихонько спускаюсь на первый этаж, отпираю дверь и сажусь на крыльце, выходящем в переулок. Вон там, в переулке, я спала шесть ночей назад, теперь сплю на расстоянии всего нескольких метров, а кажется, будто в другой вселенной.

Это единственное время суток, которое принадлежит мне одной. Солнце заливает светом переулок, и хотя я сижу в тени крыльца, мои босые ноги на свету, им тепло. Сегодня мне предстоит провести несколько уроков для детей, готовить, показывать другим волонтерам, как надо учить рисованию, разобрать ящик книг по рисованию, присланный бывшим волонтером. Мне нравятся тихие посиделки с кофе на заре, но заполненные делами суматошные дни нравятся гораздо больше. Мне надо стать настолько неотъемлемой частью жизни школы, чтобы никто уже не мог обойтись без меня. Бену и Марии, у которой длинные седые волосы и доброе лицо, я сказала, что свободное время мне вообще ни к чему.

– Хочу работать весь день, каждый день, пока не смогу заплатить вам, как полагается, – объяснила я.

Когда наберусь смелости, я попрошу денег из дома. Придется попросить.

– Тебе обязательно нужен хотя бы один выходной, милая, – возразила Мария, но я все равно работаю ежедневно.

Жизнь – как кино на полноцветной пленке, каждой минутой которого я наслаждаюсь. Когда есть еда, я ем медленно, смакуя. Хочу сохранить эту привычку. Когда я ложусь на свой матрас в комнате Жасмин, я блаженно вытягиваюсь, закрываю глаза, и меня переполняет благодарность за всю эту роскошь – место для сна, стены, крышу и дверь.

Теперь я понимаю, почему люди ходят в церковь, почему они молятся. Незачем даже верить в Бога, чтобы ощущать потребность время от времени сделать паузу и поблагодарить Вселенную просто за то, что у тебя все в порядке. Жизнь – штука недолговечная и хрупкая, и если ты в безопасности, сыт и занят – значит, тебе невероятно повезло. Я окидываю взглядом тихий переулок, где бродячая кошка ищет объедки, и глубоко вздыхаю. И благодарю мир за то, что он направил меня сюда. Мне спокойно. « Нет сомнений в том, что Вселенная расширяется, как ей положено».

Интересно, живут ли мои приемные родители по-прежнему в отеле, в нескольких милях отсюда. Едва в голову приходят мысли о них, я стараюсь от них отделаться: я еще не готова. Да, когда-нибудь все-таки придется сообщить им, что со мной все хорошо, но пока я не могу с ними увидеться. Я колеблюсь, глядя в сторону выхода из переулка – я знаю, что выше по улице есть платный таксофон, но тут вмешивается Бэлла.

ЕЩЕ РАНО, заявляет она и не дает мне поднять задницу со ступеньки крыльца.

Здесь я никогда не ощущаю опасности, потому что редко выхожу за дверь. Хватит с меня блужданий по улицам, даже если они уже не бесцельные. Отправляясь куда-нибудь, я надеваю мою футболку с эмблемой «Школы английского в фавеле», и тогда все держатся со мной дружелюбно, ведь я – представитель организации, а местные, как я уже вижу, рады, что по соседству есть бесплатная школа английского для их детей.

От мяса я отказалась полностью: выяснилось, что если сказать «я вегетарианка», никто не задает вопросов, не удивляется и даже не проявляет особого интереса. Помню, как я разглядывала бедных кур с птицефабрики здесь же, в витрине. Мне не нужно, чтобы трупы животных питали энергией мое тело. Не хочу никому причинять вред. Хватит и того, который я уже успела причинить. Вообще-то отказаться от мяса легко, потому что есть и неизменно чудесные сырные шарики, рис и бобы. Мы дежурим на кухне по очереди, в меню часто появляются тушеные бобы, которые спасли меня от голодной смерти. Вчера на вечернем кухонном дежурстве я попыталась приготовить что-нибудь вегетарианское, и получилось почти вкусно – достижение. Мы с Бэллой радовались вместе. Теперь она всегда со мной, и я уже начинаю думать, что Бразилия и недавний кризис усмирили ее.

Оказалось, я даже не умею правильно резать лук. Вчера вечером мне для начала пришлось учиться держать луковицу так, чтобы она не выскальзывала из-под ножа.

– Интересный прием, – заметила Жасмин, которая дежурила вместе со мной, и засмеялась, глядя, как я пытаюсь насадить скользкую луковицу на кончик ножа. – Как тебя угораздило дожить до таких преклонных лет и не научиться резать лук?

Я пожала плечами.

– Девятнадцать лет как-то пролетели мимо, о лукомудрая.

(Я делаю вид, что мне девятнадцать, и в этом тоже никто не сомневается.) Понаблюдав за Жасмин, я разрезаю луковицу пополам, а потом мелко шинкую, сразу обнаружив, что это гораздо удобнее. В тот раз я пожалела – и сейчас жалею, – что бедная пара, которая меня удочерила, не научила меня таким вещам. Мужчина иногда жарил по воскресеньям мясо. Женщина готовила постоянно: чистила овощи, варила питательные супы, стряпала пресные ужины из чечевицы и мяса, выращенного этичными методами, пекла печенье почти без сахара. И не учила меня ничему.

О наследии, доставшемся мне от Хинчклифф и Карра, я стараюсь не думать. Здесь я не вижу ни новостей по телевизору, ни газет. Я начинаю учиться говорить и писать по-португальски: в первый же полный день работы со мной разговорились на своем родном языке двое девятилеток, пока заканчивали рисунки после урока. И покатывались со смеху, слушая мой беспомощный лепет.

Я целиком и полностью сосредоточена на детях. Ходить к нам на уроки может любой ребенок, живущий в фавеле, надо только записаться, а детей здесь множество. Сюда они ходят с четырех до одиннадцати лет, но на этом обучение не заканчивается: мы преподаем английский в средних школах, несколько раз в неделю даем уроки для взрослых в разных помещениях по всему району. Мне еще не доводилось учить взрослых, мысль об этом немного пугает.