Сергей Мавроди - Сын Люцифера

Подгорнов сначала глазам своим не поверил и аж вперед весь подался! Но сомнений быть не могло. Парень действительно был привязан! Точнее, пристёгнут. Руки широкой лентой были пристегнуты к подлокотникам, ноги тоже плотно закреплены. Зафиксированы.

Увидев Подгорнова, парень сразу же на него уставился. Во взгляде его читалось явное беспокойство.

— Садитесь, — сопровождающий Подгорнова указал ему на стоящее перед комнаткой пустое кресло.

Подгорнов сел. Теперь он сидел за столом, прямо напротив парня. Лицом к лицу. Парень буквально впился в него глазами. Подгорнов почувствовал себя крайне неуютно. Он пытался отвести взгляд, смотреть куда-то вбок, в сторону, но это было попросту невозможно. Глаза его невольно, то и дело обращались к парню. Снова и снова.

— Итак, Вы, повторяю, участвуете в секретном и чрезвычайно важном эксперименте, — мужчина стоял рядом с Подгорновым, заложив руки за спину, и смотрел на привязанного к креслу человека совершенно равнодушно. Подгорнову показалось даже, что во взгляде его сквозит явное презрение. — Сидящий напротив Вас человек — тоже участник эксперимента. Цель эксперимента — выяснить влияние боли на человеческий организм, — мужчина говорил ровно и монотонно. Без всяких эмоций.

Перед Вами — красный тумблер. С делениями от нуля до ста. Сейчас он стоит на нуле.

Подгорнов опустил глаза. Действительно. Тумблер был на столе прямо перед ним. Прямо у правой руки. Очень удобно. Стрелочка стояла на нуле.

— Тумблер регулирует силу электрического тока, — продолжал спокойно пояснять мужчина. — По моей команде Вы будете сейчас поворачивать его вправо, по часовой стрелке. При этом испытуемый будет чувствовать боль. Начали! Поверните тумблер до десяти.

Подгорнов не раздумывая повернул. Он полагал, что это нечто вроде проверки. Понял ли он инструкции. Что такое «тумблер», и как его надо поворачивать.

Сидящий напротив парень дёрнулся и вскрикнул. Самого крика слышно не было, помещение, по всей видимости, было звукоизолировано, но ошибиться было невозможно. Лицо исказилось, да и тело всё конвульсивно содрогнулось.

Подгорнов в ужасе отдернул руку от тумблера, как от какого-то ядовитого гада, и, широко открыв раскрыв глаза, в полном ошеломлении смотрел на корчившегося в кресле человека. Потрясение было так велико, что он даже тумблер назад повернуть не сообразил.

Парень, в свою очередь, тоже на него смотрел и что-то кричал. Кажется, «помогите» или «прекратите», насколько Подгорнов мог судить по движению губ.

— Дальше! — услышал вдруг Подгорнов и с каким-то болезненным недоумением повернул голову.

Мужчина стоял рядом с ним в той же самой позе с заложенными назад руками и совершенно бесстрастно наблюдал за мучениями несчастного парня. В том, что Подгорнов немедленно выполнит и этот его приказ, он, кажется, нисколько не сомневался.

— Я… н-не б-буду… — дрожащим голосом, заикаясь, прошептал Подгорнов.

— Вы давали подписку, — не поворачивая головы, холодно обронил мужчина. — Возьмите себя в руки! Ведите себя как мужчина! Дальше!!

В зале повисла напряженная тишина. Даже операторы все остановились и перестали по залу бегать. Подгорнов, казалось, затылком чувствовал обращенные на него взгляды всех присутствующих. Как будто, отказавшись, он только что совершил нечто неприличное. Люди занимаются делом, а он своими капризами мешает им работать. Срывает важный эксперимент. Всех задерживает.

Да еще и ведет себя, действительно, как баба! Скулит, дергается и заикается. Никто же вообще на происходящее внимания не обращает! Значит, всё нормально. Так и надо. Тыщу раз уже наверное, все всё это здесь видели. Обычная ежедневная рутина. Простая работа. Это же госучреждение! Не может же здесь что-то незаконное происходить! Все смотрят — и ничего. Один я тут только такой умный выискался.

Подгорнов помедлил немного, облизал пересохшие губы, зажмурился и снова положил руку на тумблер.

Подгорнов налил себе еще водки. Он чувствовал себя уже совсем пьяным, но это ничего не меняло. Забыть ничего не удавалось. Он мечтал стереть из памяти сегодняшний день! вычеркнуть его из жизни! но ничего не получалось. Воспоминания упрямо лезли в голову.

Двадцать… тридцать… сорок! Парень уже беспрерывно кричал, тело его изгибалось в каких-то немыслимых судорогах.

На пятидесяти с Подгорновым случилась самая настоящая истерика. Он, кажется даже плакал. По крайней мере, ощущение текущих по щекам горячих слез было очень четким.

Подгорнов залпом проглотил водку. Вкуса он не чувствовал. Автоматически сунул себе в рот какой-то подвернувшийся под руку огурец и принялся механически его жевать.

Было там еще что-нибудь? Или на пятидесяти всё и кончилось? Этими моими рыданиями? Пожалели меня и отпустили. Иди себе, убогонький… малохольный!..

Да… Черта с два меня отпустили!!

Подгорнов изо всех сил грохнул кулаком по столу. Что-то со звоном упало и покатилось по столу.

Что было дальше, после пятидесяти, Подгорнов, слава богу, помнил плохо. Да вообще, можно сказать, почти ничего не помнил. Всё это время он находился, кажется, в каком-то ступоре. Шоке!

Но вот зато последняя картинка и сейчас живо стояла у него перед глазами. Она-то, похоже, врезалась в память намертво!

Обмякшее, безвольно висящее на ремнях тело; упавшая на грудь голова; пена на губах… И повернутый до упора тумблер! Стрелка упирается в сто. Всё! Максимум. Предел. Больше крутить некуда.

Подгорнов замычал и тяжело замотал головой, пытаясь отогнать это кошмарное воспоминание. «Не-ет!.. Не-ет!..»

Но и это было еще не всё. Чаша унижений, оказывается, еще не была выпита до дна. Память услужливо подсовывала всё новые и новые подробности.

Вот он снова сидит в знакомом кабинете, вдвоем с этим!.. с экспериментатором этим проклятым!! В белом халатике. И вдруг дверь распахивается, и на пороге вырастает тот самый парень. Из стеклянной комнаты. Живой и здоровый! Целый и невредимый. Веселый, счастливый и жизнерадостный. Твою мать!! Сияющий как свеженачищенный пятак!

И пока Подгорнов, раскрыв рот, ошалело на него смотрит, сидящий рядом мужчина, как ни в чем не бывало, начинает все «объяснять».

Это «объяснение» и вообще всю эту сцену Подгорнов тоже помнил сейчас практически дословно в мельчайших подробностях. Черт бы его побрал!! Это объяснение! Как и самого объяснителя. И весь этот институт ёбаный!! Дорого бы он дал, чтобы всё это забыть!

— Знакомьтесь, Роман Валентинович! (Ага! значит, я ему к этому моменту уже имя-отчество свое успел сказать! — пьяно удивился Подгорнов.) Витя. Профессиональный актер, — Подгорнов, ничего не понимая, лишь тупо переводил взгляд с одного «профессионального актера» на другого. С мужчины на счастливого улыбающегося парня. «Витю», блядь!