Сергей Мавроди - Сын Люцифера

На глаза ему попался лежащий на тумбочке томик Чехова.

А, ну да!.. — сообразил он. — Я, наверное, за книжкой и заснул. "Чёрный монах"!.. Про призрак про этот… Как он там с ума сошёл… Скукотища, как обычно… Разговоры… разговоры!.. Вообще Чехов…

— Стё-ёпа! — снова закричала от двери жена. — Ну, где же ты?! Иди, помоги мне с сумками разобраться!

— Да иду! — с досадой пробормотал Булавинцев, торопливо направляясь в прихожую. — Разоралась!.. Сумки разобрать сама не может!.. Овца.

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Чего испугался тот человек?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Неизвестности. Он предпочёл покой.

И настал восемьдесят второй день.

И сказал Люцифер:

— Сложно построить, но легко разрушить… Очень легко!

Что это? — Уткин недоуменно повертел в руках довольно объёмистый свёрток. Потом недоверчиво потыкал им в щель почтового ящика. Свёрток не пролезал. — Как же, интересно, они его в ящик-то засунули? Ничего не понимаю!

Он удивлённо пожал плечами, закрыл ящик и, не удержавшись, ещё раз попробовал просунуть свёрток в щель. Бесполезно! Даже и думать нечего!

Интере-есно!.. — Уткин в растерянности покачал головой, бросил свёрток в пакет и быстро направился к лифту. Он был крайне заинтригован.

"Уважаемый Владимир Николаевич!

Наше детективное агентство по ошибке перепутало Вашу супругу с женой одного нашего клиента и поэтому несколько недель вело за ней скрытое наблюдение. Сейчас, когда недоразумение выяснилось, все материалы этих наблюдений оказались, соответственно, никому не нужны. Мы решили переслать их Вам. Всё-таки работа была проведена большая и жаль их просто так выбрасывать.

Надеемся, Вам понравится. Успехов в личной жизни!"

Уткин ещё раз перечитал напечатанный на компьютере текст, потом зачарованно уставился на кассету. Он боялся даже думать, что там. "Материалы скрытых наблюдений" за… Зиной!.. Ёлы-палы! В свёртке была ещё какая-то папка, но её он тоже пока не смотрел. Не решался.

Уткин протянул руку и осторожно взял кассету. В груди разливался какой-то ледяной холод. Он поколебался немного, затем медленно вставил кассету в их старенький видеоплеер. Подаренный им зиниными родителями ещё на свадьбу. Щёлчок! Довольное урчание. Экран загорелся.

Уткин сидел, совершенно опустошённый. Он чувствовал себя так, словно из него вынули душу. Всё рухнуло! Всё! Вся его жизнь. В одночасье. И от неё не осталось ничего. Всё, чему он верил!.. Ему и в голову никогда не приходило, что Зина!.. Впрочем, чего теперь об этом. Теперь уже ничего не вернёшь и не исправишь. Поздно!

Уткин посидел ещё немного, потом встал и, шаркая, как старик, тапками, стал медленно собирать вещи.

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Но ведь тот человек узнал правду! Его иллюзии рассеялись.

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Да. Иллюзии рассеялись. И не осталось ничего. Оказалось вдруг, что иллюзии — это то единственное, что у него ещё было.

И настал восемьдесят третий день.

И сказал Люцифер:

— Человек никогда не ценит то, что имеет.

Лепоринский очередной раз нырнул всем корпусом вперёд и с трудом открыл слипающиеся глаза. Веки были как свинцовые.

Нет, так невозможно!.. — он встряхнул головой, выпрямился и вытащил из пачки сигарету — Кошмар! — щёлкая зажигалкой и глубоко затягиваясь, с тоской подумал он. Дремота нехотя отступала. — Сколько времени?.. Ну, да!.. Час уже сижу. А толку?.. — он уныло перевёл взгляд с часов на лежащий перед ним девственно-чистый лист бумаги. — О чём писать… чего писать?.. — хуй его знает! Мысли — ни единой! Голова ватная.

Лепоринский встал и, разминая затёкшие ноги, прошёлся несколько раз по комнате.

Может, хватит уж на сегодня?.. — страдальчески морщась, покосился он на нетронутый белый лист. — Время только терять… Творчество, блин!.. По принципу: если долго мучиться — что-нибудь получится. Что-нибудь, мол, да вымучаю! Замечательно!..

Он опять глубоко затянулся. Подошёл к столу и стряхнул пепел.

Романы надо писать!! Романы! — Лепоринский снова уселся в кресло, отъехав назад и положил вытянутые ноги на край стола. — Бережнее с сюжетами обращаться. Экономнее. Пришла в голову идейка — ну и обсасывай её так и эдак, обмусоливай, излагай на тыще страниц! Пусть даже и идейка-то сама с горошину — не важно! Нужды нет! Главное, что есть, о чём писать. Ну, и пиши! Изводи бумагу. Марай! Она всё стерпит…

Возьмём практически любой опус, — Лепоринский поудобнее устроился в кресле. Размышлять было приятно. Как будто и впрямь дело какое делаешь! — Всю сюжетную линию можно свободно на одной страничке уместить. Максимум на двух. А остальное всё — вода. Переливание из пустого в порожнее… — он зевнул. — Чёрт, спать как хочется!.. Кофейку, что ль, пойти выпить?.. — он снова зевнул. — О-хо-хо!.. Литература, блядь!.. Не литература, а творческий онанизм какой-то… Правильно, муза-то не прилетает, вот и приходится братьям-писателям … подручными средствами… обходиться. "Всё в твоих руках!", словом, как в песенке поётся, — Лепоринский хохотнул и опять поёрзал в кресле.

А ещё жалуются: чего это у нас никто ничего не читает?! Пиши, чтоб интересно было, — тогда и читать будут! А если писать не умеешь!.. сказать если нечего… — так это другое дело… На зерцало неча пенять… Ладно, впрочем.

Он с неохотой снял ноги со стола и подъехал в кресле чуть вперёд. Повздыхал, глядя на пустой лист, результат его сегодняшних творческих потуг, и бесцельно повертел ручку.

Н-да… Если так и дальше пойдёт… А вдруг я действительно исписался?.. Иссяк?.. И так никогда ничего больше и не рожу!? — внезапно испугался Лепоринский и похолодел. Мысль эта была ужасна! — Да нет! Что за чушь! — поспешно принялся успокаивать он сам себя. — Это у меня просто "боязнь чистого листа", как и у любого писателя. Промежуточный период. Между старой и новой вещью. Когда старая закончена, а новая ещё не начата. Это бывает… Это у всех бывает… Это пройдёт…

— А если не пройдёт? — раздался вдруг за спиной у Лепоринского чей-то негромкий голос. — Что тогда?

Лепоринский подскочил от неожиданности и судорожно обернулся.

Посередине комнаты стояло теперь ещё одно кресло, и в нём сидел мужчина. Изящный, элегантно одетый, лет сорока. Сидел, глядя прямо на онемевшего Лепоринского и насмешливо улыбался.

— А-а-а-а!.. — задохнулся Лепоринский. Он почувствовал, что ему не хватает воздуха.

— Тише-тише-тише! — успокоительно пропел мужчина. — Это всего лишь сон! Считайте, Лев Вадимович, что я Вам снюсь.