Сергей Мавроди - Сын Люцифера

А, чёрт! — сообразил вдруг он. — Я же забыл заявление написать! Что отказываюсь от свиданий с женой. А у меня в этом месяце ещё одно свидание осталось! Ну да, точно!.. Так это она наверняка. Ч-чёрт! Сразу примчалась! И встала вовремя, и машина сразу же нашлась!.. Истерики мне тут закатывать. Ч-ч-чёрт!

«Я не пойду!» — уже хотел было категорически заявить он разводящему, но неожиданно передумал. Молча вернулся в камеру, бросил папку с документами себе на шконку и снова вышел в коридор.

— Проходим!

Цупко сидел на привинченном стуле в маленькой кабинке и смотрел через стекло. Такая же точно кабинка напротив была пока пуста. Наконец дверь отворилась, и туда вихрем ворвалась Оля.

Цупко не торопясь снял телефонную трубку.

— Стас! — тут же раздался в трубке взволнованный Олин голос. — Тебя подло обманули!.. Как ты мог поверить!.. — в трубке послышались истерические всхлипывания.

— Знаешь, Оль, я тебе сейчас скажу одну вещь… — Цупко сделал паузу, посмотрел в глаза своей бывшей жене и усмехнулся.

Та замерла, перестала плакать и, неуверенно глядя на мужа, ждала продолжения. Ледяное спокойствие последнего, похоже, сбивало её с толка.

— Так вот! — плотно сжатые губы Цупко раздвинулись чуть шире. — Пока я сидел в тюрьме, ты на свидания ко мне не ходила, завела себе любовника — а может, и не одного! — обокрала меня, даже библиотеку продала! — Оля попыталась было что-то сказать, но Цупко требовательно поднял вверх руку, призывая её к молчанию. — Да… То есть, если называть вещи своими именами, ты просто сука, шлюха и воровка.

Но знаешь!.. — Цупко, по-прежнему глядя в упор на свою супругу, задумчиво пожевал губами. — Я бы тебе всё простил. Вот положа руку на сердце! И миллионы, и библиотеку, и измены — всё! — он сделал ещё одну паузу.

Ольга, затаив дыхание, ждала.

— Если бы ты меня устраивала как женщина, — улыбаясь, закончил Цупко. — Но ты меня не устраиваешь! — он пожал плечами. — Ты мне надоела. Ты постарела, подурнела. И как женщина меня больше не интересуешь. В этом главная причина, почему я тебя бросаю.

А миллионы и прочее — это всё так!.. — он пренебрежительно махнул рукой. — Это только повод. Это для публики.

Я даже рад, что всё так получилось. Что я в тюрьму сел, и ты себя во всей красе явила.

А иначе бы я никогда с тобой, наверное, не расстался. Так бы всю жизнь и прожил. Промучился. А теперь я свободен. Как птичка.

Так что не о чём нам, милочка, разговаривать! Я своего шанса не упущу!

Цупко положил трубку и, не обращая внимания на мечущуюся за стеклом немолодую уже женщину, сильно ударил несколько раз ногой в железную дверь.

— Старшо-ой!.. Старшо-ой!.. Выводи! Всё! Мы закончили

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Кто больше виноват из тех двоих: мужчина или женщина?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Оба. Виноваты всегда оба. Всегда!

И настал девяносто первый день. И спросил у Люцифера Его Сын:

— Что такое благодарность? И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Я покажу Тебе это.

Рахматулин был парень молодой и крепкий, спортивный, здоровьем его бог не обидел, но и он почувствовал, что ещё немного, и он умрёт. У него даже пена на губах уже показалась как у загнанной лошади. Всё-таки пять километров по перепаханному полю… Это было слишком даже для него.

Сколько в нём? — Рахматулин, тяжело дыша, смотрел на своего окровавленного зятя, на его развороченный пулей бок. — Центнер, не меньше! Здоровый кабан!.. До шоссе оставалось ещё метров триста.

В больнице Рахматулин сразу же развил бурную деятельность. Дал кому надо денег, договорился с врачом…

— Да винтовку проверяли, на охоту собирались, случайно выстрелила!

— «Случайно выстрелила"… И прямо в бок! — врач откровенно ухмыльнулся, выразительно глядя на Рахматулина. — Вообще-то об огнестрельных ранениях мы сообщать обязаны.

— Доктор, всё будет нормально! — Рахматулин достал ещё несколько крупных купюр и протянул врачу. — Делайте всё, как надо. Не надо никуда сообщать.

— Да, подтверждаю! Он действительно там был. И действительно всё это совершал. Он мне сам рассказывал. И ещё в этом городе и в этом. Там тоже это всё он!

— Хорошо. Подпишите, — следователь придвинул зятю Рахматулина протокол допроса.

— Зачем ты это делаешь? — тихо спросил Рахматулин.

— Но все же на тебя показывают! — бегая глазами, забормотал зять. — Что же я могу поделать? Не могу же я один против всех идти…

Рахматулин глубоко вздохнул и стиснул руки. Эти показания ставили на нём крест.

— Можно мне ещё кое-что добавить? — обратился вдруг к следователю зять Рахматулина.

— Ну, добавьте… — недоуменно посмотрел на него тот.

— Ещё я хочу выразить ему благодарность, что он мне жизнь спас. Спасибо!

__________

И спросил задумчиво Сын Люцифера:

— Значит, притча об отогретой на груди змее по-прежнему жива?.. Как и тысячи лет назад? И ответил, пожав плечами, Люцифер Своему Сыну:

— Конечно. А что изменилось?

И настал девяносто второй день.

И сказал Люцифер:

— Есть много грехов на свете. И лицемерие — один из них.

Когда Инна Васильевна вернулась с судебного заседания, её трясло.

Ну разве это мужик?! — в бешенстве думала она. — Ложки и вилки делит! Сам живёт с этой своей кобылой в полном шоколаде, а у меня последнее отнять хочет! И главное, ведь не надо ему на самом деле ничего! Просто, чтобы мне отомстить! Никак не может простить, что это я его тогда бросила.

«Он» — это был бывший муж Инны Васильевны, с которым она уж лет пять как развелась, и который с тех пор всё никак не мог успокоиться и неутомимо преследовал бедную Инну Васильевну своими бесконечными судебными процессами. Сначала имущество всё делил, а теперь, вон, и до квартиры уже добрался. Предъявил на неё свои права, как на совместно нажитое имущество, и потребовал, чтобы ему разрешили туда вселиться. Требование это было, по мнению Инны Васильевны, тем более абсурдное, что у бывшего супруга её давно имелась собственная квартира, где он и проживал благополучно со своей новой женой. «Кобылой», как презрительно именовала её сама Инна Васильевна.

Из-за неё-то она и выгнала некогда своего не в меру любвеобильного муженька. После того, как однажды … Собственно, даже и не однажды… Впрочем, это совсем другая история, и она Инну Васильевну давно уже не волновала. Все эти амурные похождения!.. Не тот возраст. Она и супруга-то выгнала, собственно, не за саму измену как таковую, а за враньё его. Наглое, глупое, беспардонное враньё. Прямо в глаза. Инна Васильевна терпеть не могла, когда её считают дурой. А так, как её супруг, вести себя можно было, как ей казалось, только, если считаешь жену полной дурой. Беспросветной! Этого Инна Васильевна допустить не могла. В результате…