Роман Сенчин - Квартирантка с двумя детьми [сборник]

В голове слегка плыло. Хотелось, чтоб поплыло сильнее… Купил «Туборг». Пил на ходу, проливая на пуховик.

Не думалось, просто шагал, время от времени присасываясь к бутылке.

Вот и дом. Свежий, словно специально к их с Алиной свадьбе построенный…

Поднялся на лифте. Отомкнул дверь. Не разуваясь, не снимая верхней одежды прошёл на кухню. Сел к столу. Вспомнилась пенка на поверхности морса.

– Сука! – И тут же наткнулся на глаза Вассы. Она сидела у батареи и торжествующе смотрела на него. Как победительница.

– Сука, – повторил Матвей. Васса не двигалась, не моргала, не отводила взгляд.

Он поднялся и вышел на лоджию, откатил створку рамы. Посмотрел вниз. С двадцать четвертого этажа земля казалась игрушечной, совсем не страшной.

Жизнь у Саватеевых текла по давным-давно установившемуся распорядку. Конечно, детали менялись, но основное оставалось незыблемо.

Юрий поднимался около шести утра и, тихо одевшись, шёл умываться, готовил кофе, а потом закрывался в своём кабинете. Ирина часто просыпалась от его шевелений, шума воды из крана, мягких, но всё равно слышимых шагов, и порой уже не могла уснуть, но вставать не спешила: знала – для мужа эти утренние часы очень важны, в это время он пишет главное…

Раньше, когда дети учились в школе, уже в семь в квартире начиналась суета, разговоры, включался телевизор, а теперь сын и дочь выросли, живут отдельно, и тихое утро растягивается до десяти.

Когда не спится, Ирина пытается читать, в последнее время пристрастилась к соцсетям; встает она около восьми, занимается домашними делами, стараясь не шуметь, готовит завтрак.

Ирина не работает – тот журнал, в котором была редактором много лет, закрылся, а на новое место устроиться оказалось непросто. Иногда из издательств к ней обращаются с предложением отредактировать книгу, случается, сами авторы – таких, правда, теперь очень мало, – просят прочесть на предмет ляпов и неточностей, и платят за это пусть немного, но всё-таки…

Впрочем, Саватеевы не нуждаются. Юрий обрёл известность в начале девяностых, когда накрылась вся эта советская литература с её иерархией, потребовались свежие имена, и одним из них стал тридцатилетний в то время Юрий Саватеев, автор нескандальной, но крепкой, настоящей прозы. Были опубликованы в журналах его повести и рассказы, вышли один за другим три сборника, и с тех пор раз в год-полтора издаются новые, переиздаются прежние, случаются премии, то солидные, то скромные, но всё равно влияющие на продаваемость книг Юрия, повышающие его статус.

Основные же деньги приносят колонки, которые он пишет, семинары, рецензии на этюды учащихся Школы литературного мастерства… Каждая колонка, рецензия, семинар оплачиваются скромно, но, как говорится, курочка по зернышку.

Квартира у Саватеевых хоть и трёхкомнатная, но комнаты маленькие, от центра далековато. Их, в общем-то, устраивает. От лишних вещей избавились, часть мебели отдали детям, часть просто вынесли к контейнерам. Сделали ремонт, заказали натяжные потолки. Просторно, воздуха много. В центр часто ездить причины нет – тем более теперь рукописи и отправляются по Интернету, и доводятся дистанционно. А рядом с домом – Свибловский парк, Яуза: можно отдохнуть от города с его вечным гулом, суетой, запахом сгоревшего бензина…

Гуляют, надо признаться, нечасто. Юрий просиживает за столом часов по шестнадцать. Конечно, с перерывами на еду, на телевизор, который смотрит коротко и как-то слепо, размышляя в это время о том, что пишет, что нужно написать.

Ирина не тормошит его и не мешает, и в этом её роль, если хотите, миссия. Да, такое высокопарное слово вполне уместно. Не мешать, создавая спокойную атмосферу, избавлять от мелких проблем.

Она, ясное дело, знает оскорбительное словцо «жопис», которым припечатывают таких вот женщин – жен писателей, которые сами ничего вроде бы не добились, живут при известном, а то и знаменитом муже.

Наслушалась Ирина этого шипящего «жопис» в спину от молодых прозаичек, поэтессок, окололитературных особ, которых всегда предостаточно на церемониях вручения премий, фуршетах. И всегда, услышав, она мысленно отвечает фразой из фильма «Москва слезам не верит»: «А ты с ним по гарнизонам помотайся». Это когда героиня Ирины Муравьевой завидует жене моложавого генерала.

У них не было особых «гарнизонов», хотя первые годы оказались непростыми. Юрия почти не печатали, квартиру снимали; он работал то в газетах, но быстро понимал, что журналистика мешает ему как прозаику, и уходил в грузчики, дворники, а то и вовсе в никуда, потом возвращался в газеты и снова уходил. Сидел на кухне – квартира была однокомнатная, – и писал, писал… В такие периоды существовали в основном на зарплату Ирины.

Она никогда не попрекала мужа, даже если с деньгами становилось очень туго, ни минуты не сомневалась, что он – талантливый, настоящий, и вот-вот это поймут редакторы, издатели. И они поняли.

Она оберегала Юрия, морально помогала ему, и в этом смысле была классической женой писателя. А эти, которые шипят ей вслед, что они могут? Что им надо? Им страстей подавай, веселья и слёз, сцен, карнавала… Ирина знает, к чему это приводит, чем кончается. Сколько одарённых ребят погибло из-за этих страстей…

Юрий уцелел. Не спился, не запутался в девках, не залез в петлю. Иногда, конечно, выпивал, встречался с приятелями в ЦДЛ или в рюмочной на Большой Никитской. Но именно – иногда. В основном же сидел в кабинете и работал. А потом получал вознаграждения: приглашения на церемонии объявления лауреатов премий, поездки во Францию, Китай, Финляндию, а однажды даже на Кубу… И везде он берёт с собой её, Ирину, жену и соратницу. Друга и помощницу. Он делит с ней свои лавры…

Ирина накрывает на стол и начинает поджидать его выхода. Как всегда, волнуется в эти минуты. Как поработал, как чувствует себя… Вообще-то Юрий болеет редко, ничего – ни желудок, ни суставы, ни давление – не беспокоит. Но вот уже почти десять, а он с шести утра на одной чашке кофе. И выкурил за это время – считай, натощак – сигарет десять.

Одно время она просила его, даже настаивала перед первой сигаретой выпивать стакан кефира или съедать булочку, но Юрий говорил, что после этого очень трудно писать. И Ирина бросила. Он прав, наверное, тем более что биографии многих великих писателей показывают – они тоже работали с пустым желудком, а завтракали очень поздно…

Открылась дверь кабинета, и вышел Юрий. Сказал как бы с недоумением:

– О, привет, Риш?

И Ирина поняла, что утро у него получилось. Когда не получалось, он был словно побит, обнимал её и здоровался жалобно, как маленький, слабый…

Сели есть. Ирина приготовила кашу «Пять злаков» на молоке, порезала ветчинную колбасу, сварила по яйцу в мешочек.