Иона Грей - Письма к утраченной

Желаю тебе хорошо выступить в обеденном клубе и успешно пройти собеседование. Ты справишься, девочка, даже не сомневайся.

Джесс быстро напечатала ответ:

Я буду стараться и потом обязательно все Вам расскажу! Сегодня вечером опять поеду в Кингс-Оук, поищу данные о венчаниях. Без девичьей фамилии Стеллы это было почти бесполезное занятие, а вот сколько могло венчаться в этом приходе Морисов Чарлзов Торнов, хотела бы я знать? Явно не толпа!

Она закрыла электронный почтовый ящик, взяла сумку. За последние недели Джесс и Дэн Росински очень сблизились, если, конечно, можно сблизиться с тем, кого никогда не встречал. Человек, с которым переписывалась Джесс, был все тот же, знакомый ей по другим, заворожившим ее письмам, – учтивый, скромный, мужественный. История его жизни и любви стала для Джесс соломинкой, за которую она ухватилась в бурном море собственных потрясений.

Она чувствовала себя так, будто ей поручили важное задание, – она страшилась не оправдать доверия.

Вдруг Джесс не найдет Стеллу Торн – или найдет слишком поздно? Вдруг болезнь Дэна Росински опередит ее? Дэн написал, что болен лейкемией. Еще какое-то время он продержится, но конец неизбежен. Мысль о прощании с Дэном была тяжела; мысль о том, что Дэн отойдет в мир иной, не дождавшись от Джесс помощи, была просто несносна.

Хмурясь, Джесс шла через читальный зал. Поглощенная своими заботами, она не заметила выдвинутого в проход стула и наткнулась на него, ушибла пальцы на ноге. Задохнулась от боли, выронила сумку. Привлекла к себе внимание. Чтобы не мельтешить, села на стул и, скрипя зубами, принялась собирать рассыпавшуюся мелочовку.

На столе лежала газета, Джесс уткнулась в нее, решила переждать, пока со щек сойдет румянец. Однако румянец лишь усиливался по мере того, как она читала статью на первом развороте. Скоро Джесс казалось, что вся ее голова охвачена огнем.

«В ХОДЕ УТРЕННЕГО РЕЙДА ЗАДЕРЖАНА ГРУППИРОВКА НАРКОДИЛЕРОВ. Пятеро преступников предстали перед судом».

Под заголовком размещались фотографии.

«ГЛАВАРЬ: Даррен Майкл Ходжсон, 26 лет, обвиняется по крайней мере в пятнадцати случаях продажи наркотиков класса А и как минимум в четырех случаях хранения наркотиков с целью продажи».

Додж мрачно смотрел на Джесс: дескать, это ты во всем виновата, уж я с тобой расквитаюсь.

Не расквитаешься, рассеянно думала Джесс, поднимаясь со стула. Залог за Доджа вносить дураков нет, а срок ему светит изрядный. Его обязательно признают виновным, теперь он не отвертится, Джесс не сомневалась. Додж слишком многим насолил и слишком многих кинул – пострадавшие в очередь выстроятся, чтобы дать против него показания.

Явный избыток впечатлений для одного-то утра. Перед Джесс придержали библиотечную дверь, она одарила джентльмена несообразно теплой улыбкой и пошла вперед, ни разу не оглянувшись.

В комнате надрывался телефон.

Звук нарастал. Казалось, с каждой секундой он становится все пронзительнее, все громче, все настойчивее. Уилл спрятался под одеялом, закрыл уши подушками.

Конечно, опять Анселл его домогается. Вчера он тоже звонил – ровно через полминуты после того, как Уилл по телефону сообщил Бекс, что ему выписали больничный на две недели.

– Что-что с тобой стряслось?.. Ах, стресс! Скажите на милость, какая цаца! – завопил Анселл в трубку. – Я не для того тебе зарплату плачу, чтоб ты в постели валялся! Мы что, надрываться тут должны, твою работу за тебя делать? Этак мы тоже стресс получим!

Уилл дал отбой, не дослушав, но потребовалось два часа, чтобы унять дрожь.

Врач выписал антидепрессанты.

– Средство мягкое, не беспокойтесь. Скоро вы вновь почувствуете себя самим собой.

Где бы найти средство, чтобы почувствовать себя кем-нибудь другим – например, Саймоном? Уилл бы такие таблетки горстями ел, а к этим, в рецепте, даже не притронулся. Не был уверен, что хочет чувствовать себя самим собой. Ему казалось, проглотить таблетку – все равно что признать свое окончательное поражение.

Телефон замолчал. Уилл осторожно сел в кровати, потер глаза. Утро было слишком ярко, свет – слишком мучителен. Часы в музыкальном центре показывали 10:26. Ночью Уилл проснулся и долго лежал, глядя в потолок, в тот угол, где темнело застарелое пятно, в то время как мысли крутились подобно белью в стиральной машине, поставленной на «отжим». Когда лежать без сна надоело, Уилл поднялся, пошел в гостиную, включил лэптоп и немигающими глазами уставился на экран. Опасную воронку в его голове нужно было срочно заполнить – и он приступил к поискам Стеллы.

Работал методично, как автомат. Выписал все данные из всех открывшихся ему архивов, не упустил ни единой мелочи, заполнил несколько страниц нечитабельными каракулями, щедро обклеил стикерами. Составил список обязанностей Чарлза Торна, прочесал Интернет в поисках упоминаний о нем в газетах и архивах. Выяснил, что преподобного наградили призом на выставке собак в Стоук-Грин в сорок девятом году и что в пятьдесят третьем он провел особую службу в церкви Святого Иоанна в Бристоле. Уиллу даже удалось найти портрет Чарлза. Худощавый, со впалыми щеками и бесцветными волосами, Чарлз Торн жал руку епископу Батскому и Велльскому, фото датировалось пятьдесят шестым годом. Ни о Стелле, ни о Дэйзи информации не было. Обе они ускользали от Уилла, словно призраки.

Когда он выключил лэптоп, уже светало. Вымотанный, подавленный провалом, Уилл рухнул на кровать. Теперь, пробудившись поздним солнечным утром, он ясно видел: провал со Стеллой не имеет никакого значения. Потому что не Стеллу Торн стремится найти Уилл. Не Стеллу, а Джесс.

На зеленом линолеуме особенно зыбкими казались неправильные прямоугольники солнечного света.

Сидеть у окна было тепло, даром что медсестра, которая принесла таблетки, пожаловалась: колотун на улице, руки совсем озябли.

Деревья из зеленых стали оранжевыми. А еще красными. И желтыми.

Другая осень. Прелые листья, горящий камин. Ни карболка, ни моча, как бы вонючи ни были, не могли перебить пряный запах дыма. Она лежит у огня, на груди Дэна; его пальцы скользят по ее дробным ребрышкам.

Стелла отвернулась к окну, закрыла глаза. Солнечный свет проникает сквозь веки, зато медсестра не видна. Выключена из пространства. Все выключено и удалено, кроме воспоминаний о Дэне.

Пришла Нэнси. Сквозь туман перед глазами лицо подруги едва белело, и губы двигались почти вхолостую, словно граммофонная игла не вышла на дорожку.

– Стелла, ты меня слышишь? Господи, да что они с тобой сделали?!

Стелле хотелось задать тот же вопрос. У Нэнси с лицом явно был непорядок. Рот слишком увеличился, один глаз практически скрыт пухлой бледной плотью. Неужели над Нэнси произвели непотребство ? Вот она шевелит губами, да только слова липнут к языку, ничего не слышно. Нэнси наклонилась, вынырнула из тумана, и Стелла наконец разглядела лиловый кровоподтек под слоем пудры.