Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

Тем глупее чувствовал себя наш экипаж, которому было приказано оставить военную форму в Лиепае. Этот, с позволения сказать, приказ я и не думал выполнять, полагая, что вскоре его наверняка отменят. Так оно и произошло вскоре после вызова «на ковер» командира рижской бригады контр-адмирала Евгения Георгиевича Малькова.

- Вы что себе позволяете, командир? Команда разгуливает в гражданском, поймал на пирсе какого-то оборванного мужика, оказалось - ваш боцман. Да и у самого вид не из лучших. Где ваша командирская «лодочка»?

- Товарищ адмирал, мы всего лишь выполняем приказ. А что до командирского знака, так вчера при вас был вынужден подарить его на приеме главе алжирской делегации - начальнику БП ВМС АНДР.

- Значит так, мичманам предоставить возможность съездить домой и привести себя в божеский вид. А вас я приведу в него сам. Сколько «лодок» нужно?

Не веря своему счастью (после получения допуска к управлению кораблем я получил две штуки), выпалил:

- Десять!

- Ладно, держи семь и будь здоров!

Вскоре команда вернула себе пристойный, в меру подтянутый, вид. А затем началась словесная перепалка по поводу зимней одежды для верхней вахты. Тыл флота, ничтоже сумняшеся, отказал нам в обмундировании на основании того, что лодка идет в Африку.

- Вы с ума посходили, - возмутился я, - на дворе - минус 30, в море немногим меньше. Идем в обеспечении ледокола! А до Африки больше двух недель хода!

В итоге, тыловики сдались... Мы получили четыре канадки и шесть «альпаков» (брезентовых курток на разворсованном сукне, чаще звучавшем как «разворованном»). Это был допустимый минимум, так как одежда сменившейся вахты обычно едва успевала высохнуть до следующего заступления...

Для «С-28» период «диких приказов» наступил за полтора месяца до выхода в Ригу, откуда намечался «старт» в далекий Алжир. Каждый из приказов был несомненным ударом по здравому смыслу. Началось с того, что лодка была исключена из состава Северного флота и передана Балтийскому. Незадолго до этого она вышла из завода и успешно отработала курсовые задачи. Наконец-то корабль приобрел божеский вид, а экипаж, утративший определенные морские навыки в ходе ремонта, на глазах превратился в дружный сплоченный коллектив.

Поскольку ни у кого из окружающих не было опыта отправки кораблей за рубеж, со многими вещами пришлось сталкиваться впервые. Закипела бумажная работа. Требовалось накропать множество характеристик и аттестаций для отправки в Москву. Титанический труд близился к завершению, как свалилась очередная вводная: «Заменить 100% личного состава, часть мичманов и даже офицеров»

Проще всего оказалось с мичманами. Не подозревая, как и все мы, что оплата денежного содержания будет производиться в валюте, они предпочли всему прочему старую добрую «полярку» и насиженные места в Видяево, куда вскоре и убыли.

Но заменить отработанных матросов и старшин за месяц до выхода в море представлялось чем-то абсолютно диким.

Волевой комэск рявкнул: «Исполнять!», подкрепив решение мощным аргументом: «Ничего, что моряки будут с других проектов, невелика разница, зато у новых бойцов оформлены выездные документы».

Что касается офицеров, то с особой грустью я распрощался со штурманом лейтенантом Олегом Дергачевым и начальником медслужбы старшим-лейтенантом Костиным. Оба были толковыми офицерами, но, к сожалению, успели попасть «на карандаш» политотдельским «ребятам», проштрафившись на досадных мелочах. К примеру доктор, прославившийся тем, что излечил без отрыва от службы от нехороших болезней не одну сотню доблестных балтийских подводников, не мог, порой устоять от изъявлений благодарности, становясь жертвой собственной безотказности и общительности. За пару недель до выхода из Лиепаи врач был схвачен патрулем на крыше дома, где проживал начальник политотдела эскадры. Можно угадать его состояние, поскольку веселый, но рассудительный офицер Костин ни за что бы не стал разбирать трубу старинного дома, отмеченного проживанием столь именитых особ, да еще швыряться кирпичами.

Стройный красавец штурман стал случайной жертвой подозрительности начштаба бригады, обвинившего Олега в пагубных пристрастиях. Уже давно почивший в бозе НШ, в принципе, незлобивый человек, что-то унюхал в штурманской рубке на контрольном выходе и поспешил сделать все, чтобы лишить отличного офицера перспективы остаться на своем корабле. Непосредственно перед выходом в море штурман отмечал день рождения малолетнего сына с женой, незадолго до этого приехавшей в Либаву... Рад, что дальнейшая служба Олега протекала вполне успешно. Он стал флагманским штурманом линахамарской бригады, а несколько лет спустя мы встретились в коридоре Военно-морской академии. Его карьера завершилась почетной должностью флагманского штурмана легендарной 4-й эскадры подводных лодок.

Но тогда не удалось отстоять ни того, ни другого. А жаль!

Итак, наш северный экипаж разбавили балтийцами, оказавшимися, в целом, неплохими ребятами. Штурман, капитан-лейтенант Саша Болдырев, и командир БЧ-3, капитан-лейтенант Сергей Рожков были опытными офицерами и хорошими специалистами. То же можно было сказать и о новом враче - старшем лейтенанте Владимире Рябове, если бы не его вечная склонность к меланхолии в духе Пьеро, тоскующего по своей Мальвине.

Напряженные тренировки и выходы в море с новой командой, в конце концов, дали свои результаты и вновь прибывшие матросы и старшины подтвердили данные им характеристики. Сбоев было немного. И все же, оснащение лодки 633 проекта было более современным. В частности, наш ТАС «Ленинград» (торпедный автомат стрельбы) оказался для нового торпедного электрика, знакомого лишь с допотопным «Трюмом» (проект 613), совершенно непознаваемым. Встретив своего будущего «ученика», старшина дал такой «пузырь», что алжирцу, прекрасно усвоившему учебный курс Рижского центра, ничего не оставалось делать, как приступить к отработке своего «учителя». К счастью, пример такого рода был единственным.

Самыми памятными по своей абсурдности на флоте издавна считаются всяческие демонстрации, требующие «показухи». Не стал исключением и день, когда мне было предложено показать «С-28» во всей красе делегации алжирских ВМС.

Возглавлял ее упитанный и вальяжный Начальник боевой подготовки ВМС АНДР майор Мухаммед Али. В ту пору, подобно Кубе, высшим званием в сравнительно недавно получившем независимость Алжире (1961 г.) было то, выше которого в колониальные времена не мог подняться выходец из простого народа. Если на Кубе это был майор - команданте, то в Алжире - полковник. Плотину из засидевшихся в звании майоров и капитанов прорвет в 1984 году, когда в АНДР появятся первые генералы, но тогда в 1981-м звание майор считалось весьма высоким. Его носили, к примеру, командиры военно-морских баз и военный атташе в СССР - Бахлюль, также член делегации. В нее входил и начальник Технического управления ВМС, тоже майор, Бузиан. Со стороны подводников главным специалистом был обозначен будущий командир лодки - капитан Ахмед Хеддам - мой первый подопечный. С ним мы быстро нашли общий язык, мне импонировала истовость, с которой он отстаивал «подводные» интересы перед своим сугубо надводным командованием. Чем-то это напоминало рассказы очевидцев о Николае II. Царь, считая себя крупным специалистом в морском деле, в ходе обсуждения очередной кораблестроительной программы, при всей известной мягкости характера, жестко отметал возражения оппонентов, пугавшихся шестизначных цифр: «Нам морякам виднее, на что уйдут казенные миллионы!» При этом он искал глазами поддержки авторитетных адмиралов и, конечно же, получал ее.