Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

- Пока вроде так.

- А родители в Питере живут?

- Так точно.

- Вот и славно, теперь проездные только до Питера будешь получать. А то раскатался на верблюдах!

- А если бы я сиротой был, вы мне их что, в Казань бы выписывали?

Дослушав грозную тираду, я получил недельную компенсацию за моральные издержки и в этот же день убыл в Душанбе, где предстояло сниматься в роли злодея в фильме таджикского режиссера Обида Мирзоалиева «На крутизне»... Жаль, но почему-то я никогда не встречал людей, которые бы его видели.

Как-то, отдыхая в Сочи, я пришел к выводу, что скучаю по родному Видяево, а скорее - по верным друзьям. На почте меня ожидало письмо корабельного доктора Юры С. Характер повествования напоминал известную песню с докладом «прекрасной маркизе», а суть сводилась к следующему: лодка села на мель, а командир провалился под лед одного из многочисленных озер. К счастью, завершалось все полнейшим хэппи-эндом. Командир - в добром здравии, а лодка, как и прежде, находится в первой линии (показатель боевой готовности).

Спустя некоторое время, приземлившись в старом аэропорту Мурманска, роль которого исполнял военный аэродром Килп-Явр (нынешний аэропорт Мурмаши только возводился), я поймал попутный грузовичок и затрясся по ухабистой дороге, с легким душевным трепетом ожидая встречи с Видяево, до которого оставалось километров 20. Где-то на полдороги угрюмый шофер вдруг оживился и, ткнув перстом в сторону небольшого озерца, сказал:

- Вот тут недавно один вояка из вашей Видяевки с обрыва спорхнул. То ли Чердаков, то ли Черпаков его фамилия. Теперь вот озеро его именем назвали.

- Наверное, все же Черваков, - строго произнес я, судорожно сопоставляя факты.

- А ты почем знаешь?

- Это мой командир, - гордо заявил я, удивляясь, как просто порой обессмертить свое имя.

Позднее выяснилось, что Валентин Федорович - добрейшая душа - не смог отказать соседке, опаздывавшей в аэропорт, и стремглав домчал ее в Килп. Не веря своему счастью, та угостила его коньяком, а командир, как галантный кавалер, снова не посмел отказать. Проводив даму, он поспешил домой, но измученный боевыми походами организм ослаб и впал в дрему. На известном повороте «жигуль» забыл повернуть и спикировал с пятиметрового обрыва прямиком в озеро. Хорошим людям определенно везет. Машина, проломив лед, ушла на дно, а командир, пробив собой лобовое стекло, остался на льду, отделавшись ссадиной на нижней губе. Не прошло и нескольких часов, как промытый практически дистиллированной водой автомобиль был поднят со дна краном в обеспечении опытных лодочных мичманов.

Что до посадки на мель, то впечатлительный доктор немного преувеличил. Лодка действительно коснулась грунта близ мыса Пикшуев (Мотовский залив), но флагштур, заменявший меня на время отпуска, был снят с должности лишь годом спустя, за другие прегрешения.

Аварийность на огромном (по сравнению с нынешним!) флоте присутствовала, но никогда не вызывала панических чувств в экипажах. Экипажи комплектовались образованными матросами, из которых выходили отличные специалисты. Руководили ими знающие и опытные офицеры. А флотский опыт, как и традиции, издревле пополнялся и закреплялся исключительно в море. А плавали мы в ту пору достаточно. Видяево было типичным флотским городком, и превалировали в нем оптимизм и светлые настроения. Там даже кладбища не было, за ненадобностью. Люди, безусловно, умирали, но крайне редко. Гораздо чаще там веселились, а жизнь не забывала подбрасывать забавные случаи буквально на каждом шагу.

СМЕРТЬ ШПИОНАМ!

Младший штурман «К-24» лейтенант Михаил Кузнецов привычно заступил в дежурство по гарнизону, явно не подозревая, чем оно завершится. Жизнь в поселке текла размеренно, и, если не считать выделения патруля в помощь комендантскому взводу для отлова бездомных собак, шумно праздновавших очередную свадьбу, можно было смело записывать в журнал стандартную фразу «происшествий не случилось». Незадолго до смены вернулись взлохмаченные и разгоряченные патрульные, но не успели они перевести дух, как в «дежурку» ворвался бригадный оперуполномоченный КГБ майор К.

- Кузнецов, вы мне нужны, - решительно заявил особист, - будем брать!

- Кого? - бодро осведомился лейтенант, предчувствуя избавление от рутины.

- Диверсантов, - переходя на доверительный шепот, сообщил К., - неделю выслеживал. Берите людей и оружие!

Люди: пожилой боцман Ерофеич и трое патрульных - лениво устремились за своим лейтенантом, вверив судьбу гарнизона рассыльному - матросу Пупкину.

Идти пришлось недолго. На окраине поселка стояло несколько самодельных гаражей, которые очередной командир гарнизона регулярно грозился снести, как оскверняющие благородный пейзаж. К одному из них примыкала небольшая покосившаяся сараюшка. Именно туда направилась опергруппа, ведомая многоопытным майором. Объяснив диспозицию, он расположил людей полукругом, не оставив противнику никаких шансов, и вынул пистолет. Припав к дощатой стене, майор прижался к ней ухом и жестом предложил лейтенанту последовать его примеру. Кузнецов последовал и отчетливо услышал странные звуки:

- Вжик-вжик, вжик-вжик, вжик-вжик.

Наступала пора действий. Майор снял пистолет с предохранителя, решительно насупился и, проломив ногой дверь, влетел в сарай с ужасающим криком: «Руки!»

Вслед за ним в сарай отважно ввалился лейтенант. В углу, дрожа от страха, сидели два десятилетних мальчика с лобзиком. Рядом в крошечных тисках была зажата какая-то железяка. Лицо майора исказилось гримасой разочарования. Конфуз был налицо. Только сейчас, в замкнутом пространстве, лейтенант почувствовал легкий запах спиртного, долетавший со стороны особиста. В дверном проеме появились любопытные физиономии остальных участников «операции».

- Значит так, вы, хлопцы, успокойтесь, - возвращая инициативу, бодро произнес майор, - можете пилить дальше, а вы, лейтенант, забирайте людей и пилите на службу. Будем считать это учением. И прошу всех держать язык за зубами! Ясно?

Ясно, ясно, - проворчал старый боцман и чуть тише продолжил, - закусывать лучше надо!

***

. Бесспорно, внешне Видяево было обычным военным поселком, но что-то делало гарнизонную жизнь возвышеннее общепринятого уровня, добавляя какое-то подобие духовности в повседневную жизнь, не позволяя скатываться в пучину пьянства и уныния. Разумеется, мы не так уж много времени проводили на берегу. Месяц - два в году от силы. 200-250 суток в море, 100 - в отпуске на «большой земле». Вот и старались проводить время интересно и насыщенно, ценя каждое мгновение. Но главным стержнем был, несомненно, флотский стиль, которым мы издревле привыкли гордиться. Если в компанию попадал, скажем, пехотный офицер, он обязательно говорил, прощаясь: