Ефим Бершин - Маски духа

Впрочем, подняв голову, я сообразил, что Резо все это говорит не столько мне, сколько моей спутнице Юльке. И не просто говорит, а в чем-то ее убеждает, чтобы, не дай бог, она его со Сталиным не перепутала. И гримасы какие-то строит, как только я отвернусь. А резачок-то в его руках так и мелькает, так и мелькает. И тут я с ужасом вдруг обнаружил, что из-под его ножа вырисовывается не какая-то там кукла, а задумчивая грузинская физиономия Резо Габриадзе в ненатуральную величину.

А ангел был именно в натуральную величину. Да еще и с крестом. На что Дмитриев мне и указал. Прослышав, на какую тему я пишу, он решил внести ясность. И мне вдруг стало понятно, что за фасадом бесшабашного поэта-групповода в нем прячется серьезный практикующий мыслитель, способный не только создавать глубокие человековедческие теории, но и внедрять их, так сказать, в жизнь.

«Понимаешь, дорогой, – написал Виталик, – все, что ты обо мне придумал, – форменная ерунда, потому что я ничего такого не говорил, а если и говорил, то не помню. Вся эта путаница происходит потому, что человечеством важность работы экскурсовода, или, как еще говорят, групповода, пока не до конца осознана. Экскурсоводы, если хочешь знать, это базовая ячейка по формированию коллективного бессознательного. Делают они это, как правило, через посредство архитектуры. Но не только. Вот, например, излагая туристам историю Зимнего дворца и архитектурного ансамбля Дворцовой площади, я обязательно останавливался у Александрийского столпа, чтобы сообщить дату его возведения, фамилию архитектора, рост, вес, а также поклясться в том, что стоит он безо всякого фундамента – исключительно благодаря собственной тяжести. Конечно, среди экскурсантов попадались строители, инженеры и даже прорабы, которые рады были вступить в спор на любимую тему. Но я не спорил. Я давал всем высказаться. Уже тогда, при тоталитаризме, я исследовал возможности манипулирования народом в условиях демократии. Поэтому возможность высказаться я давал каждому. Я даже делал вид, что побежден их доводами. Но зато когда я, как бы мимоходом, добавлял, что колонну венчает фигура ангела с крестом, выполненная в натуральную величину, никто уже не спорил. Они это запоминали навсегда и передавали детям. Как и то, что внутри колонны спрятан некий механизм, с помощью которого фигура ангела медленно поворачивается вокруг своей оси на 375,5 градусов в час. Вместе с крестом. Ты скажешь: этого не может быть! И будешь прав. Но через несколько секунд кто-нибудь из недавних скептиков обязательно произносил: «И все-таки она вертится. Чуть-чуть уже сместилась». Конечно, с моей стороны было бы нескромно сравнивать свои легкие жизненные неудобства со страданиями тех, кто шел на костер. Но, дорогой Ефим, положа руку на сердце: не по этой ли схеме людям внушили, что вертится земля? Теперь они об этой проблеме даже не задумываются, они уже, можно сказать, рождаются с этим далеко, прямо скажем, не бесспорным убеждением. Как и с тем, например, что Вселенная – бесконечна. Ну кто, скажи на милость, эту бесконечность видел? И таких примеров можно привести множество. Моя же задача более конкретна – создание иллюзий для удлинения человеческой жизни. Ты ведь сам говорил за столом (помнишь ту квартирку рядом с Невским, где ты еще пил водку сразу из двух рюмок?), что жизнь – это избавленье от иллюзий. Следовательно, чем больше иллюзий, тем длиннее жизнь. Я эту формулу углубил, опытным путем убедившись, что жизнь наша – не просто иллюзии, а иллюзии, в которые мы свято верим. Фактор веры никак нельзя исключать. Поэтому, повторяю, я и вижу свою великую задачу в том, чтобы посредством увеличения иллюзий удлинять человеческую жизнь.

Люди просто рождены для того, чтобы им что-то внушали. Поэтому им и внушают. И когда мне говорят, что попадаются отдельные экземпляры, не поддающиеся внушению, я этому не верю. Бывали, конечно, среди туристов дотошные диссиденты, которые изначально ставили под сомнение компетентность групповода. Спросит, например, такой с ехидной насмешкой: «А не скажете ли, уважаемый, как фамилия архитектора, построившего это здание? А то я что-то запамятовал». И ждет, собака, моего провала. Но у меня на такие случаи всегда был ответ: «Этот бывший доходный дом построен по проекту известного русского архитектора Андрея Штакеншнейдера». И все, никаких вопросов. Умных нет, а дуракам какая разница, кто его построил? Штакеншнейдер так Штакеншнейдер. Народу-то что?

Но дело не только в архитектуре. Важен еще и личный пример. Как-то привезли мы туристов из Сибири на обед. А было это тогда, когда только-только появились чайные пакетики, и сибиряки их никогда еще не видели. Так вот, выдали им горячую воду, сахар и эти самые пакетики. А что делать с ними – сибиряки и не знают. Видя такое дело, я сначала сожрал сахар, потом взял пакетик в рот и стал прихлебывать кипяток. И что ты думаешь? Все тридцать человек сначала сожрали сахар, взяли пакетики в рот и стали прихлебывать кипяток. Зрелище – незабываемое: из тридцати ртов свисают тридцать ниточек с цветными бирками. И если бы не вмешательство никому не нужных просветителей, так бы и пили чай по всей России-матушке. Потому что экскурсовод, дорогой Ефим, это не просто так. Это учитель жизни. Это проводник, подобный дантовскому Вергилию. Это человек, на многие годы вперед определяющий бытие и сознание.

А теперь прощай. Но в заключение хочу тебя предостеречь: ты встал на опасный путь прозаика, чреватый сменой привычек, убеждений и потерей качества. Поэтому позволь напомнить тебе стих, адресованный злыми современниками поэту Илье Эренбургу в те дни, когда он, окончательно перейдя на прозу, сотворил роман «Буря»:

Вот на этой назидательной ноте разреши закончить. Хоть сам я назиданий не люблю, но ради друга готов поступиться принципами. Виталий».

Сопровождаемый огромным черным котом и утопая в собственных пейсах, памятник Рабиновичу не только ходил и разводил руками, но еще и нагло разговаривал, совсем как его однофамилец, поэт и алхимик Вадик, который никогда не упускает случая высказаться. Поэтому, усомнившись в его подлинности, я и ляпнул:

– А памятники разве ходят?

– Э-э-э, молодой человек, – укоризненно сказал памятник Рабиновичу. – Я вижу большую небрежность в вашем образовании. Памятники не только ходят, они даже скачут. Или вы забыли, как скакал по Петербургу Медный всадник за бедным Евгением? Еще как скакал, я вам скажу! Нынешняя молодежь в Одессе думает, что «Петр I» – это только салат из меню кафе «Фанкони», которое, кстати, теперь расположено не там, где раньше. Таки нет – это еще и памятник. А как ходил Командор! Боже мой, как ходил Командор! Он же не ходил – он ступал! Вы можете себе представить, чтобы я ступал, как Командор? Нет, вы не можете себе это представить. И правильно! Потому что я не Командор, я – Рабинович. А это говорит о многом, если вы понимаете.