Максим Бондарчук - Начинающий писатель [СИ]

— Иногда такое случается даже с популярными писателями.

— Не надо меня успокаивать!

Он громко зарычал, опрокинув повторно наполненный стакан, заставив жидкость разлететься по сторонам и забрызгать дверь. Потом треск разбитого стекла, крик отчаянья и шаги из соседней комнаты. Света вошла как раз в тот момент, когда Женя, обхватив голову руками, зарыдал аки маленький ребенок, нашкодивший и только что осознавший чем все может для него обернуться.

Молчание.

Я ничего не сказал.

Встал со стула и направился к выходу, не замечая, как Света догнала меня, пытаясь остановить и не дать уйти.

— Послушай, — говорила она на ходу. — Он же пьяный в стельку. Не уходи сейчас. Кто знает, что он может в угаре натворить. Побудь хотя бы час, пока не заснет или не успокоится.

Я остановился у дверей. Нужно было решать. Я жалел Светлану, хотя бы потому, что когда-то очень давно она была мне небезразлична. Да и сейчас я испытывал к ней какое-то отдаленное чувство любви или симпатии, но все это казалось мне каким-то блеклым, ненастоящим, похожим на эфир, который вроде как и существует, но потрогать его никак не получится.

Щелкнул замок — дверь слегка приоткрылась. Она схватила мою руку и попросила подождать.

— Я отвезу тебя.

Потом бросилась к шкафу, накинула на плечи легкую куртку и шагнула вместе со мной за порог, откуда мы направились к ее машине.

— Ты оставишь его одного в таком состоянии?

— Пошел он к черту.

В машине все немного успокоились. Я видел как нервничала Света, поглядывая в зеркало заднего вида, думая, что вот-вот выбежит Евгений, пьяный и страшно злой на нее за этот поступок. Но время ожидания ничего не дало. Ему было плевать, а может было все равно, кто знает… Когда же машина тронулась с места и мы уже покидали улицу на которой жила Светлана, женщина громко закричала.

— Чертов мудак! Сволочь! Скотина! Как он мне осточертел, напыщенный павлин!

Потом резкий поворот, визг покрышек об асфальт и быстрое ускорение, толкавшее нас вперед, все дальше от этого места.

— Господи, сколько же можно его терпеть? Три года жизни словно выброшены в помойное ведро. Писатель, говорили они, творческая личность, повторяли мне каждый день, уже лучше с ним в достатке, чем с бичом в нищете. А что в итоге — никакой жизни, никакого счастья, никакого секса!

Она ударила своей маленькой ладонью по рулю.

— Тише, Света, тише, — пытался успокоить я ее, — не надо, ты ведь за рулем.

А стрелка спидометра продолжала подниматься вверх, грозя вскоре перевалиться через отметку в сотню километров в час. Мне было страшно. Я боялся, что женщина, выйдя из-под контроля и поддавшись эмоциям, натворит глупостей и буквально втиснулся в кожаное кресло, стараясь не смотреть как быстро пролетают мимо нас встречные машины, сигналя клаксонами и предупреждая о грозившей беде.

— Три года я терпела его! Три мать его года!

Все становилось понятно. Понятно и страшно. Любые попытки угомонить взбешенную Свету проваливались едва я только открывал рот — это злило ее еще сильнее. Несколько слов. Резкий гневный взгляд. Потом крик ненависти и последняя, пятая передача…

Мы вылетели на встречную полосу, когда автомобиль перестал поддаваться управлению, как и сама женщина. Сколько прошло времени с момента крушения сказать было сложно. Все вокруг крутилось как на дьявольском аттракционе, где за все было уплачено и оставалось только ждать окончания действа.

Лязг. Звуки битого стекла и мнущегося металла. Подушка безопасности. Удар. Кровь по лицу. Боль в ногах. Наверное их сжало и поэтому я не мог ими пошевелить. После тишина.

В этот день народу собралось как-то больше обычного.

Презентация.

Шумел кондиционер. Жутко хотелось пить и последняя неоткрытая бутылка минералки в следующую секунду опустела почти на половину.

Местные журналисты были тут как тут. Такое событие не могло оставить их равнодушными и, когда я вышел из больницы вместе с готовой книгой, меня ждала толпа поклонниц и многочисленные фото — и видеокамеры, запечатлевшие мое триумфальное возвращение с того света. И это было сказано не для красного словца, чтобы придать моему выздоровлению эпическую окраску, а в прямом смысле слова описание того состояния в котором мне пришлось пробыть несколько часов, пока люди в белых халатах колдовали над моим помятым телом, выковыривая из него осколки стекла, металла и сломанных костей.

Мне спросили слышал ли я потусторонний голос, вещавший откуда-то сверху? Или быть может свет в конце туннеля дал мне ориентир и помог выбраться из царства теней? Но обрадовать любителей мистики мне было нечем.

— Было холодно.

Зал немного оживился, услышав мои слова и новые вопросы посыпались как из рога изобилия.

— Виктор, — обратилась журналистка из местно телеканала, — вы очень долго не радовали своих поклонников новыми романами. И вот так случилось, что пока вы находились в больнице, вам удалось написать «Фантазии царства Лик». Скажите, как у вас получается, находясь в таком незавидном положении, с травмами, после аварии, выдать такой неплохой роман про любовь? Обычно мужчины достаточно сухи на эмоции.

По залу разлетелся легкий смешок.

— Дерьмо писать несложно, — ответил я и стал ждать реакции.

Но она почему-то не наступала. Я повторил сказанные несколько мгновений назад слова, но опять ничего не произошло. Потом повернулся к своему агенту, сидевшему рядом и так же недоуменно смотревшего на меня.

— Вик, — тихо прошептал он, закрыв рукой микрофон, — чего ты молчишь, ответь же что-нибудь.

И тут я понял, что ответ мой прозвучал внутри меня. Не в слух. Слова так и остались во мне, не вылетев наружу.

— Это моя феноменальная трудоспособность, — наконец выдавил из себя давно выученные слова, — я не могу жить без писательства. Не могу представить как мои читатели будут страдать от того, что они не получат новую историю из серии «Грез». Я считал, что предам самого себя, если не напишу новую книгу в этом месяце.

Я говорил и одновременно меня тошнило. От всего этого вранья, от слов, наполненных пафосом до самого верха. Они блестели как отполированная сталь в солнечный день и этому блеску нельзя было не верить. Они — сороки. Они всегда летят к тому, что блестит.

— Читателя для меня всегда на первом месте.

В зале зааплодировали.

— Они есть частичка меня самого. Только для них я и работаю, творю, выкладываюсь на полню мощность, чтобы обрадовать их очередной книгой с любимыми героями.

Зрители, в подавляющем большинстве женщины, ликовали. Это читалось в их глазах. В том безумном взгляде, лишенном хоть какой-то толики критического мышления к тому непотребству, что я сварганил из обрывков некогда начатой книжки, едва не утонувшей в помойном ведре. Они хотели слышать это, желали всем своим сердцем, и я давал им желаемое.