Михаил Боков - Дед [Первый роман о черных копателях России]

– Ты, Серый, сегодня совсем какой-то дурной, – осадил брата Степан.

– Ничего не могу поделать, – Серега развел руками. – ОбЧество. Возбудился от людей.

Ганин подумал, что в прошлой жизни – если была когда-то эта прошлая жизнь – Солодовников-младший, скорее всего, был скоморохом.

– Тебе нужен медведь, Серега. Посадишь его на цепочку, будете вместе веселить людей по деревням. Уйму денег заработаешь, – посоветовал он.

– Вон мой медведь, – Серега кивнул на брата. – Только старый он для дрессировки. Старого медведя новым трюкам не научишь.

Он ловко увернулся от Степиного подзатыльника – «Я те дам ща медведь!» – отпрыгнул в сторону.

– Вишь чего. Не хочет дрессироваться!

– Ладно, – сказал Ганин, поняв, что в очередной раз серьезное обсуждение превратилось в балаган. – Предлагаю голосование. Кто за то, что бы отдать водку?

Поднялись две руки – его и Виктора Сергеевича.

– Кто против?

Взметнувшихся рук стало три.

– Решили, – Ганин подвел итоги голосования. – Водку не берем.

Агентам отнесли спички и спальник. Помедлив, добавили к дарам котелок, сыпанули в него гречки. «Нате, господа служивые, на долгую осаду» – с полупоклоном презентовали подношение. Агенты выглядели мрачно. Получив спички, тотчас закурили. Тот, что был в солнцезащитных очках, снял их. Глаза оказались мутные и злые.

Сотрудники МЧС тем временем отрапортовали о скорой отправке. Им, в отличие от агентов, приказа оставаться на месте не поступало. Спасатели были молодые, веселые и летели домой. Дома их наверняка ждали такие же веселые, теплые бабы. Агенты, наблюдая за приготовлениями к отлету, мрачнели еще больше. Дымя сигаретами, хмурили брови. Все это напоминало сцену из какой-нибудь античной трагедии. Эмчеэсники были беззаботными пастушками, и мир на их беззаботность отвечал им любовью. Агенты были тенями Аида, темной силой – цветы и травы вокруг них вяли и скукоживались.

Ганин не без злорадства подумал, что им будет даже полезно посидеть в лесу. Порастрясут жирок.

Отработают немереную зарплату. В том, что зарплата была именно немереной, а не какой-нибудь другой, он не сомневался.

– Ну, парни, не скучайте! Скоро увидимся, – спасатели попрощались и направились к вертолету.

Скоро за холмом загудел двигатель. Железное чудище поднялось в небо. Ганин мог видеть за стеклом лицо пилота. Дружелюбный пилот махнул ему рукой.

Растолкав редкие облака, вертолет взял курс на город. Под ворчание агентов, которые тоже не спускали с него глаз, он превратился сначала в яйцо, потом в точку и наконец скрылся совсем.

Солнце стояло в зените, и Ганин еще раз подумал, что никогда не видел в этих краях такого жаркого лета. Сколько уже было солнечных дней подряд? Сорок? А то и все шестьдесят? Он сбился со счета. С утра огромный оранжевый круг повисал в небе и в течение дня пек все живое. В лагерях копателей говорили о лесных пожарах, которые якобы свирепствуют в области. Но пока Ганин со своей группой с огнем не сталкивался. Однажды ветер принес запах гари, но где горит, далеко или близко, определить не смогли.

Агенты расстелили пиджаки на траве и поснимали рубашки. От их белых тел в глазах слепило не хуже, чем от солнца. Белые, похожие на коровье вымя, висели животы. Белым отливали крупные шеи и бицепсы. Только у одного на предплечье разбрызгалось красным – татуировка, японский дракон.

Заняться было решительно нечем. Ганин попробовал было еще копнуть танк, но агенты замахали на него руками: «Э-э-э! Ты свое дело сдал». Ганин огрызнулся: «Если сдал, возвращайте паспорта. Мы двинем дальше в лес». – «Куда вы двинете? Сидите и ждите». – «Чего ждать?» – спросил он. Агенты отвернулись, ничего не сказав. «Понавызывали вас тут, – пробурчал Ганин, – на свою голову». Правильно не дали им водки.

С Виктором Сергеевичем сходили к ручью. Умылись, намочили футболки, повязали их на головы. Стало легче. В мутную теплую воду лезть не рискнули. Вернулись обратно. Улеглись в тени.

– Чего делать будем? – спросил Фока.

– Сказали: ждите, – ответил Ганин и хотел сплюнуть, но даже это у него не получилось. В сухом горле не было слюны. – Поэтому сидим ровно и ждем.

– Я знаю, что, – сказал Фока.

– Что?

Он полез в карман и выудил колоду карт.

– Вот что.

Начали с буры, потом перешли на «дурака». Сами не заметили, как втянулись, и тоска ушла. Играли громко – со словцом, с поддевкой. На шум подтянулись полуголые агенты. Попросили:

– Возьмите в игру, ребзя.

– Отчего ж не взять, – сказал за всех Фока, завзятый картежник. – Присаживайтесь. На копеечку сыграем или на интерес?

Агенты переглянулись и решили, что играть будут на копеечку.

– На копеечку, так на копеечку. Какую игру предпочитают в органах?

В органах предпочитали дворовую секу. Фока дернул бровью, но вслух выбор «костюмов» комментировать не стал. Перетасовал карты, с пижонской ухмылкой пустил их веером из одной руки в другую.

– Эка! – восхитились агенты.

Фока пожал плечами:

– Школа жизни.

– Он у нас беспризорник, – вставил Серега. – С малолетства был оторван от мамкиной сиськи и прибился к хулиганам.

Фока метнул в Серегу взгляд-лазер. Серега охнул и рассыпался в прах.

Ганин ничего не смыслил в картах, но про секу кое-что знал. Например, что эту игру любят во дворах и в тюрьмах, что правила ее просты – знай себе набирай очки и торгуйся. Но если попадешь на молодца с ловкими руками и шальной душой на блеф, то могут и оставить ни с чем. Слышал от бывалых, что иные зэки, увлекшись простыми, но затягивающими ходами игры, уже не могли остановиться, пока не проигрывали себя самих и своих родственников – особенно среди родственников ценились молодые симпатичные сестры и жены. Тогда, проигравшись, такие зэки отписывали домой: так, мол, и так – и сестра или жена должна была выбить свиданку, на которой ее незадачливого брата или мужа подменял победитель и торжественно вступал «в право собственности». Зачастую зэки не сообщали своим женщинам о проигрыше, и тогда на свидании тех ждали шок и потрясение, когда в комнату для родственников вваливался чужой человек. Такое, слышал Ганин, в тюрьме устраивалось запросто – с попустительства охранников, при помощи взяток. Иные проигравшие отказывались вызывать в тюрьму родственников женского пола, и тогда их самих опускали на самое дно тюремной иерархии. Человек, проигравший в секу и не сумевший выплатить долг, считался презреннейшим из существ, жизнь его в зоне была нелегка.

И теперь агенты намеревались играть на копеечку в эту игру.

Ганин, помня о Фокином карточном таланте, от секи устранился. То же самое сделали Виктор Сергеевич и Степан Солодовников. Серега остался, несмотря на то, что брат пихнул его: «Надо тебе это?» – «Надо!» – фыркнул. Три агента, Фока и он составили партию.