Пэм Муньос Райан - Эхо

О том, что отец арестован, узнали очень быстро.

Когда Фридрих вошел в цех, ему было настолько не по себе, как никогда не бывало из-за родимого пятна. Казалось, все на него смотрели — кто с беспокойством, кто с превосходством, словно хотел сказать, что отец сам виноват, надо было думать, что делает. И слишком привычные взгляды — жалостливые, только на этот раз не из-за внешнего вида.

Опустив голову, Фридрих проскочил на свое рабочее место и принялся за дело. Когда в цех заглянул Эрнст, Фридрих сказал ему, что дядя Гюнтер нездоров, но обязательно придет завтра.

Эрнст кивнул.

— Фридрих, я крайне огорчен известием о Мартине.

Он говорил так искренне, что Фридрих не решился поднять взгляд — боялся, что заплачет.

Зато Ансельм, когда принес новую партию гармоник, пыжился, словно петух на насесте.

— В следующий раз ты небось два раза подумаешь, прежде чем отказываться от приглашения на собрание, а, Фридрих?

Фридрих продолжал работать, упорно отводя глаза.

Ансельм наклонился над его столом:

— Через месяц будет молодежный митинг по случаю зимнего солнцестояния. Ты идешь со мной, и не спорь. Нам же не надо, чтобы с твоим дядей случилось то же, что и с отцом, верно, Фридрих?

И он ушел вразвалочку, насвистывая.

Угроза жгла изнутри. Фридрих стиснул зубы, чтобы не ляпнуть чего-нибудь такого, о чем потом пожалеет.

Когда Фридрих пришел с работы, дядя Гюнтер ждал его у себя на кухне, сидя за столом.

Фридрих придвинул себе стул и сел. Вгляделся в дядино расстроенное лицо:

— Не очень хорошие новости?

Дядя Гюнтер покачал головой:

— Его увезли в Дахау вместе с другими политзаключенными.

Дахау. «Труд освобождает». Фридриха пробрала дрожь.

— Трудовой лагерь?

— Да, — сказал дядя Гюнтер.

— Надолго? — шепотом спросил Фридрих.

— Не знаю. Я повидался с друзьями, у них там родственник сидит. Сроки дают разные — кому всего месяц, кому несколько лет. Все зависит от того, сколько, по мнению нацистов, нужно времени, чтобы перевоспитать заключенного.

Фридрих смахнул слезы.

— А не может заключенный просто взять и сказать, что он перевоспитался?

— У них есть способы, чтобы определить, искренне он говорит или притворяется, — ответил дядя Гюнтер. — В лагере тоже есть шпионы под видом заключенных. Все письма читают и за семьями арестованных тоже следят, чтобы выловить еще недовольных.

— Они и тебя попробуют подловить?

Дядя Гюнтер сжал ему локоть:

— Может быть, но давай пока сосредоточимся на твоем отце. Есть способ сократить ему срок заключения.

Фридрих подался вперед:

— Как это?

Дядя Гюнтер оглянулся, как будто их и здесь могли подслушать:

— После того как заключенный пробудет в лагере месяц, кто-нибудь из родственников может привезти коменданту выкуп. Тогда арестанта отпустят на поруки.

— Выкуп? — Фридрих встрепенулся. — У меня отложены деньги. Я хотел их потратить на книги для консерватории, но…

Он пожал плечами. Будет ли у него теперь возможность учиться в консерватории? И в любом случае для отца ему ничего не жалко.

— Там зарплата за три месяца.

— Я могу добавить еще вдвое больше, — сказал дядя Гюнтер. — Но и этого все равно не хватит. Что, если мы… обратимся к Элизабет?

— Элизабет? Нет!

Ей только этого и надо — узнать, что отец попал в беду, потому что не прислушался к ее советам. С каким злорадством она будет поучать Фридриха!

— Фридрих, пожалуйста, подумай! — сказал дядя Гюнтер. — Ты мог бы написать ей то, что ей хочется услышать. Что мы с Мартином так и рвемся вступить в партию национал-социалистов. Что ты готов вступить в гитлерюгенд. И тебе нужна помощь, чтобы вернуть отца на путь истинный. Пусть это притворство — что с того, если этим ты спасешь Мартину жизнь? Если деньги даст она, такая примерная и правильная, его наверняка отпустят.

— А нельзя попросить у родителей Маргареты?

Дядя Гюнтер покачал головой:

— Твой отец никогда им не доверял. К тому же этот выкуп… не совсем официальный.

— Это против закона? — Фридрих замотал головой. — Тогда Элизабет даже знать о нем не захочет.

— Не будь в этом так уверен. Мартин и ее отец тоже. Она вправе знать, где он и что ему грозит. К тому же ты не будешь просить у нее деньги на взятку. Ты попросишь помощи в воспитательных целях. Больше нам никто не поможет. Если ты ей не напишешь, я сам напишу. Но лучше, если просьба будет исходить от тебя. Что тебе мешает попросить?

Фридрих глубоко вздохнул и на мгновение закрыл глаза. Он знал ответ:

— Всего только моя гордость.

— У других такое получалось. И чем скорей мы его оттуда вытащим, тем лучше. Заключенных нагружают непосильной работой… Я… Я не могу допустить, чтобы это случилось с моим братом. — Дядя Гюнтер утер повлажневшие глаза. — Фридрих, пока мы не заберем его оттуда, мы обязаны казаться лояльными гражданами. Завтра я подам заявление в партию и приобрету два нацистских флага — один для твоего дома, другой для моего. Тогда меня не вызовут на допрос, по крайней мере в ближайшее время.

Фридрих вздохнул:

— А я сегодня напишу Элизабет, верной стороннице Гитлера.

Троссинген готовился к празднику, но на сердце у Фридриха было невесело. Он места себе не находил от тревоги.

Отец пробыл в Дахау больше месяца, а Фридрих все еще не получил ответа от Элизабет. И отец не ответил ни на одно письмо от Фридриха и дяди Гюнтера. Может, он заболел? Не мерзнет ли он? Не голодает ли? Жив ли он?

Дядя Гюнтер кивком указал на обеденный стол:

— Ты почти не спишь, еле ковыряешься в тарелке, на фабрике работаешь медленней. Я уже не помню, когда слышал твою гармонику. Ешь, Фридрих! Тебе нужны силы.

Фридрих поднес вилку ко рту, и тут раздался громкий стук в дверь. Сердце у Фридриха забилось чаще. Опять штурмовики? Он пошел за дядей Гюнтером к двери, цепляясь за дядину руку.

Но в этот раз на пороге стояла фрау фон Гербер в длинном шерстяном пальто, в руках — корзинка с покупками.

— Входите, пожалуйста, — сказал дядя Гюнтер.

Она вошла и остановилась у двери.

— Я на минуточку. Хочу передать посылку Фридриху. Она была в коробке с посылкой для меня. Милая Элизабет не забыла, прислала несколько баночек варенья из айвы! Попросила знакомого передать лично. В записке сказано, что она не хотела отправлять посылку почтой, чтобы стеклянные банки не побились. И еще там просьба передать тебе безотлагательно. — Фрау фон Гербер вытащила из-под продуктов в корзинке пухлый квадратный пакет в оберточной бумаге, перевязанный бечевкой, и протянула Фридриху. — Элизабет просила не распространяться об этом.

— Спасибо, — сказал Фридрих.

Фрау фон Гербер понизила голос, обращаясь к дяде Гюнтеру: