Пэм Муньос Райан - Эхо

— Она удивилась? — спросил Майк.

— Это еще слабо сказано! Удивилась, рассердилась, возмутилась, а ко всему прочему еще и горевала об отце. Сперва она заявила, что не оскорбит память о Генри, заменив его другим ребенком. Старалась опротестовать завещание, но отец у нее был человек умный. Завещание составлено по всем правилам, не подкопаешься. Она все тянула время, и только когда до установленного срока осталось всего несколько недель, поручила мне найти ребенка, чтобы формально выполнить условие… Выиграть еще немного времени.

Мистер Говард смущенно посмотрел на Майка, будто просил прощения.

— Я думал, нас уже насовсем усыновили.

— Бумаги поданы на оформление. Но они получат юридическую силу только через три месяца. Вас усыновили на второй неделе июня. На вторую неделю сентября все будет решено окончательно и бесповоротно.

У Майка даже живот заболел. Так вот о чем она говорила: «Я стараюсь исправить то, что наворотили». Вот почему они ее почти не видят! Она не хочет с ними общаться. Она все силы кладет на то, чтобы от них избавиться.

— Майк, ты в порядке?

Майк медленно проговорил:

— Значит, нас сюда привезли, чтобы юристы смогли за три месяца придумать, как бы нас разусыновить?

Мистер Говард нервно крутил шляпу в руках.

— Прости…

Он положил руку Майку на плечо.

Майк шарахнулся в сторону.

Задыхаясь, он с трудом вытолкнул слова:

— Мистер Говард, скажите только одно: когда она отправит нас обратно? Мне обязательно надо знать!

— По завещанию от нее требуется взять только одного приемного ребенка. Вероятно, она могла бы вернуть вас обоих в приют и найти кого-нибудь другого. Главное, чтобы процедура оформления была начата. Но вряд ли это случится.

У Майка было такое чувство, как будто он долго карабкался на отвесную скалу, а когда добрался до вершины, сорвался и упал вниз.

— Значит, она может каждые три месяца начинать усыновление другого ребенка? Пусть он думает, что всегда будет жить в красивом доме, есть вкусную еду, носить хорошую одежду и ходить с вами гулять в парк? А потом, когда он уже начнет надеяться, что в кои-то веки что-то в его жизни случилось хорошее, она отправит его назад, к Бишопу?

— Майк, я думаю, до этого не дойдет.

Мысли беспорядочно метались у Майка в голове. Слова вырвались как будто сами собой:

— Я должен позаботиться о Фрэнки! С сентября у Бишопа больше не будут держать младших, а ему нельзя в государственный приют! Нельзя — и все! Там малыши умирают! — Майк сжал кулаки. — Вы же всё знали, почему вы нас выбрали? Может, нашлась бы другая семья! Такая, где нас полюбят…

Он запнулся. Горло перехватило.

— Майк, послушай меня! Когда я познакомился с тобой и Фрэнки, я сразу понял, что вы особенные. У меня у самого брат погиб на войне. Я бы все отдал, чтобы его вернуть. Я не мог разлучить вас. В тот день у Бишопа мне стало ясно, что миссис Пенниуэзер именно этого и хочет. Я подумал — если привезу вас сюда, вы с Фрэнки будете в безопасности хотя бы на лето. Надеялся, что и дольше.

Майк низко опустил голову.

— Я знал, что все получилось слишком хорошо. Так не бывает.

Мистер Говард ответил тихо:

— В конце концов все будет хорошо, по-настоящему. Я в это верю. — Он протяжно вздохнул. — Знаешь, Майк, она не всегда была такой — замкнутой, надменной. Горе ее изменило. Она была такой любящей матерью… Рядом с Генри ее счастье просто переливалось через край. Она могла… может!.. быть совершенно удивительной. И такая талантливая! Она ведь была пианисткой, выступала с концертами. Когда она выходила на сцену, словно весь мир замирал, и у меня сердце останавливалось. Признаюсь, я рисковал, когда привез сюда вас с Фрэнки. Но я все еще считаю, что поступил правильно. Разве нельзя надеяться на лучшее?

Майк промолчал. Как он мог надеяться на лучшее, когда худшее казалось куда более вероятным?

Мистер Говард вздохнул и хлопнул Майка по плечу:

— Я бы сам вас усыновил, если бы по закону одинокий холостяк мог это сделать. К сожалению, это не разрешается.

Он встал и пошел к торговцу, который стоял рядом со своей тележкой. Мистер Говард купил три порции эскимо на палочке — «Хорошее настроение» — и позвал Фрэнки.

Фрэнки вскарабкался на скамейку, улыбаясь от уха до уха. Щеки у него раскраснелись от игры.

— Спасибо, мистер Говард!

Он стал быстро слизывать капли тающего мороженого. Потом посмотрел на Майка:

— А ты почему не ешь? Что случилось?

— Ничего, мелюзга.

Майк не собирался расстраивать Фрэнки, пугая его государственным приютом. И вообще, это его работа — беспокоиться.

Фрэнки доел мороженое и стал клянчить, чтобы мистер Говард покачал его на качелях.

Майк остался сидеть на скамейке, глядя, как шоколад постепенно сползает с мороженого. Он вытянул руку над газоном, и мороженое шлепнулось на траву: сперва глазурь, потом серединка.

Ночью Майк не мог уснуть.

Время тянулось бесконечно, и такими же бесконечными казались их беды. В голове стоял туман. Майк следил, как пятна света ползут по потолку — это луна заглядывала между ветвями вяза. Майк вскочил и стал ходить по комнате, сжимая и разжимая кулаки. Он чувствовал себя таким же беспомощным, как в приюте. Посмотрел на Фрэнки — малыш крепко спал, спокойный и накормленный, и улыбался во сне.

Майк, взяв губную гармошку, облокотился о подоконник и выглянул наружу. В небе сияла Полярная звезда. Майк начал тихонько, медленно наигрывать «Дом, милый дом». Он скучал по бабушке. Вот бы снова стать маленьким, сидеть рядом с ней за пианино, пока она занимается с учениками. Что же делать? Бабушка говорила, для них обязательно найдется хороший человек. Так где он, этот хороший человек? И как быть Майку?

Он начал песню сначала. Разобрал на части мелодию, как научил его мистер Поттер, и приправил терзаниями своей души. В голове у него звучали слова мистера Поттера:

«Блюз — это музыка о том, чего хочется, а нету… Сколько ни есть у человека, всегда в жизни найдешь еще много… Вроде как, может быть, когда-нибудь станет лучше».

Туман в голове начал рассеиваться.

Фрэнки нужна семья. Миссис Стербридж обязана выполнить волю своего покойного отца. Для этого хватит и одного ребенка. Она и собиралась взять одного. Если Майк скроется с глаз долой, захочет она оставить себе Фрэнки?

Майк повертел в руках гармошку, переполненный музыкой и новой мыслью. Металлические накладки блеснули в лунном свете. Майк обвел пальцем букву «В».

Он закрыл глаза. Куда же ему деваться?

Вернуться к Бишопу и работать на ферме или совсем сбежать? Фрэнки это уничтожит. А вот если придумать что-нибудь другое… Например, поступить в оркестр губных гармоник — тогда мелюзга за него только порадуется.