Пэм Муньос Райан - Эхо

Третий куплет он сыграл, как они раньше играли с Фрэнки — сперва словно буря поднимается, а когда доходит до «всеобщею судьбой» — все медленнее, тише, спокойнее, как можно проще и прозрачней.

Наконец он опустил руку с гармоникой и посмотрел на судей. А они смотрели на него во все глаза. Майк смущенно переступил с ноги на ногу. Он что, плохо сыграл? Кто-то из судей прокашлялся. Потом все они застрочили в своих листках.

Мистер Хокси обошел вокруг стола и потряс Майку руку:

— Спасибо, Майкл! Впечатляющее исполнение. Когда будешь уходить, не забудь взять билеты на завтрашний концерт. Письмо с результатами ты получишь на следующей неделе. Удачи тебе! Ты очень многообещающий кандидат.

Майк покраснел, на этот раз от гордости:

— Спасибо, сэр!

Дома мистер и миссис Поттер ждали их на кухне с тортом.

— Надо отпраздновать, — сказала тетя Юни.

— Мы же еще не знаем, приняли Майка или нет, — сказал Фрэнки.

— Когда я была маленькой, — сказала тетя Юни, — мой папа обязательно устраивал угощение после каждого важного прослушивания, и непременно до объявления результатов. Он говорил, что торт дается прежде всего за старание.

Мистер Говард улыбнулся:

— Ну, если за старание, тогда ты, Юни, тоже заслужила торт.

Она улыбнулась ему в ответ.

Мистер Говард потер руки:

— Ну, мальчики, сейчас будет объеденье! Миссис Поттер печет потрясающий шоколадный торт!

— Это точно, — сказал мистер Поттер.

Миссис Поттер поставила перед Фрэнки тарелочку с большим куском торта.

— Ух ты! — восхитился он. — А что получит Майк, если поступит в оркестр?

Майк выпалил:

— Получу право снова начать упражняться. Правильно, тетечка?

Фрэнки захихикал:

— Тетечка?!

Все засмеялись.

Майк почувствовал, как горят щеки. Слова само собой выскочило. Она не обиделась? Он осторожно покосился на нее, а она улыбнулась и кивнула, как будто все идет как надо.

Примут его в оркестр или нет, скоро он должен со всеми с ними расстаться. Майк откусил побольше торта, чтобы ни о чем другом не думать.

Он обвел взглядом кухню, задерживаясь на каждом. Вот мистер Говард протянул руку и смахнул крошки от торта с рукава тети Юни. А она вытерла салфеткой измазанную в шоколадной глазури щеку Фрэнки. Фрэнки посмотрел на Майка и улыбнулся, показывая коричневые от шоколада зубы.

Мистер и миссис Поттер посмеивались, глядя на Фрэнки.

Майк старался все это запомнить: смех, веселье, запах шоколадного торта, который испекли в награду за старание.

Он закрыл глаза, желая сохранить в памяти эту минуту, чтобы всегда помнить — она была в его жизни.

В воскресенье, наряжаясь перед концертом, Фрэнки засыпал Майка вопросами.

— Как ты думаешь, они будут в пелеринках? Как эти высокие шляпы у них не сваливаются? А какие песни будут играть? Наши места точно в первом ряду?

— Фрэнки, — сказал Майк, — ты меня совсем изведешь вопросами, как изводишь миссис Поттер. Нам собираться надо, а ты отвлекаешь. Да, наши места в первом ряду. И не забывай, во время концерта нельзя меня ни о чем спрашивать! Надо вести себя прилично.

— Знаю, знаю. Майк, а если тебя примут, ты вступишь в оркестр?

— Мы уже десять раз об этом говорили. Ты правильно сказал, если не примут — ничего страшного. А если примут, надо будет подумать.

— Наверное, тетя Юни тебе позволит, если ты не слишком часто будешь уезжать.

Майк отвел глаза:

— Ага. Наверное, позволит. Но мы все равно ничего не узнаем, пока не придет письмо.

Миссис Поттер принесла им накрахмаленные и отглаженные белые рубашки.

— Пора! Хозяйка ждет внизу, чтобы завязать вам галстуки. Мистер Говард уже здесь. А мистер Поттер подал машину к крыльцу. Майкл, ни о чем не думай и наслаждайся концертом. Ты целый месяц упражнялся в поте лица — теперь можно просто послушать хорошую музыку.

— Спасибо, миссис Поттер!

Когда они шли к машине, тетя Юни вдруг схватилась за голову.

— Шляпку забыла!

— Я принесу, — вызвался Майк.

— Спасибо! В библиотеке, на столе, фетровая шляпка-клош. Только осторожней, не уколись о булавку!

Майк бегом побежал в библиотеку. На письменном столе лежала шляпка в виде колокольчика, тулью украшала булавка с жемчужинкой. Майк осторожно взял ее в руки.

Под шляпкой лежала стопка бумаг, и сверху всех — письмо из конторы мистера Голдинга. В глаза бросились красные буквы штемпеля:

ЗАЯВКА ОДОБРЕНА

Майк прочел первое предложение.

«Ваша заявка на отмену процедуры усыновления Майкла Фланнери и Франклина Фланнери одобрена; для ее вступления в силу необходимо не позднее пятнадцатого сентября 1935 года прислать данную бумагу с нотариально заверенной подписью».

Она отменила усыновление? Это было как удар под дых.

Она все врала?

Майка трясло. Он схватился за стол.

Как же он ничего не заметил? Они ведь с ней договорились! Она сама сказала, что «все разрешилось»! А все эти уроки за роялем, торт, ласковые слова? А как же Фрэнки? Она как будто привязалась к нему, полюбила даже.

Неужели Майк так сильно в ней ошибся?

Что он за дурак! Все обман, лишь бы выиграть три месяца. Она никого из них не собиралась оставить насовсем.

На улице загудела машина.

В библиотеку заглянула миссис Поттер:

— Майкл, поторопись! Все тебя ждут. Да у тебя ни кровинки в лице! Тебе нехорошо?

Майк молча схватил шляпку и выбежал за дверь. Сердце колотилось где-то в горле. Совершенно ошарашенный, он забрался на заднее сиденье и протянул миссис Стербридж шляпку как ни в чем не бывало. Он не укололся о булавку, зато больно кололо в груди.

Машина покатила по Амариллис-драйв. Когда проезжали мимо парка, Майк уставился на скамейку, где мистер Говард посоветовал ему надеяться на лучшее. Говорил — в конце концов все будет хорошо по-настоящему. Говорил — вряд ли до этого дойдет. А вот дошло. Майк смотрел в окно, и в голове у него было пусто.

— Майк? Что-то ты притих, — сказал мистер Говард.

Он тоже знал?

— Устал просто. — Майк отвернулся, стараясь привести мысли в порядок.

Если его и примут в оркестр, все равно ему нельзя поступать, ведь тогда Фрэнки некуда будет деваться, кроме как в государственный приют. А если не примут — их обоих отправят назад, к Бишопу. Но этого тоже нельзя допускать, по той же самой причине.

Что делать?

Сначала мелькнувшая в голове мысль показалась дурацкой.

Но к тому времени, как они заняли свои места у самой сцены вместе с двадцатью другими финалистами и их семьями, мысль успела укорениться.

В глубине зрительного зала распахнулись двери. Филадельфийский оркестр губных гармоник строевым шагом двинулся по проходу колонной по два. Все в них было великолепно: синяя форма, как у кадетов, блестящие пуговицы, шляпы, до блеска начищенные ботинки. Оркестранты промаршировали к сцене, размахивая руками в такт шагам. В левой руке каждый держал сверкающую губную гармошку. У самой сцены они разделились: одна колонна свернула направо, другая — налево. Музыканты поднялись на сцену по лесенкам с обеих сторон и заняли свои места на возвышении.