Юрий Любопытнов - Озеро призраков

Сеча была злая. Упал с разрубленной головой, обливаясь кровью, бобыль Афоня. Осел в снег, склонив непокрытую кудрявую голову, Митяй, прохваченный навылет татарской стрелой. Ещё рубился топором, изнемогая от усталости, какой-то хотьковский мужик. На него напирал татарин на лошади, загоняя под деревья.

Жданко, скрытый молодым ельником, пускал стрелы в конных, но их становилось всё больше и больше

— Жданко! — крикнул сыну Репих. — Беги! Лесом пробирайся. Нам не одолеть супостатов.

Мальчишка побежал, утопая в снегу. Но не пробежал и десяти шагов. Татарская стрела настигла его. Он кувыркнулся в сугроб.

— Эх, Жданко, Жданко, — прошептал Репих и на глаза набежала слеза.

Но не прошло и минуты, как мальчишка поднялся и, петляя, скрылся в лесу.

Репих облегчённо вздохнул.

«Теперь дойдёт», — подумал он и с большим упорством стал колотить по косматым татарскимм шапкам.

Засека ещё держалась, но было видно, что ордынцы сломят её. Когда Репих понял, что дальше им не выстоять, он выбрался из-за завала и побежал к валежнику, наваленному для костра Афоней и Жданко.

Мозолистые дрожащие руки не слушались его. Еле высек огонь. Сухой, тонкий хворост, обломанный с молодых веток, занялся сразу. Репих надвинул на огонь лапник и отпрянул от костра. Густой едучий дым поднялся в голубое небо и застыл там, долго не расходясь. Репих обернулся и невдалеке от себя увидел татарина на лошади. Успел отпрянуть от пущенной стрелы и, отбежав за дерево быстро изготовился и послал свою стрелу. Татарин не успел прикрыться щитом. Она попала ему в бок, и он тихо сполз с коня в снег. Репих хотел укрыться в лесу, но увидел ещё конного…

Он пустил срелу, но промахнулся. Татарин, спрыгнув с коня, вытащил кривой меч. Лохматая овчина была расстёгнута. Под ней золотились кольца тонкой кольчуги. «Боярин», — подумал Репих.

Татарин был молод, высок, Лицо безусое, но со щёк пробивался волос. «Чуть постарше Жданко. Зачем пришёл, али дома голодно?»

Репих бросил лук за спину, взялся за шестопёр. Освободил ремённую петлю. Ловко кинул. Неожиданно. Без замаха. Шестопёр попал татарину в руку. Тот выпустил меч и осел. Репих метнулся к нему, схватил меч. Татарин вытащил нож.

«Прыткий, — подумал Федька и рубанул по руке. И в тот же миг почувствовал, как ожгло под лопаткой. Он обернулся и увидел в белых берёзах ещё одного конного.

— Метко бил, под сердце, — прохрипел Репих. Почувствовал во рту солоноватый привкус крови.

Он упал на спину, раскинув руки. Увидел ярко-голубое высокое небо и услышал доносившиеся из-за леса глухие удары набатного колокола.

«Успел предупредить», — была последней мысль.

Глаза его были открытыми. Но он не видел окруживших его ордынцев, не слышал их голосов, не почувствовал, как остроносый сапог ковырнул его тело. Правая рука судорожно смяла снег в горсть и замерла.

1983 г. Сеча на Клинском лугу

1.

Впереди oтряда ехал Мокроус на гнедом жеребце. Жупан из узорчатой парчи, перехваченный широким золотистого цвета пояcoм, красные атласные шаровары, заправленные в зелёной кожи с загнутыми носами сапоги, дорогое седло и кривая сабля придавали ему богатый, воинственный и начальственный вид. На голове возвышалась белая смушковая кучма, оканчивающаяся коническим шлыком, свисавшим на левую сторону. В левое ухо была продета тяжёлая золотая серьга в форме полумесяца, оттягивающая мочку вниз. Чёрные усы были настолько длинны, что не свисали вниз, как у остальных казаков, а были заложены за уши.

Полсотни бравых молодцов, следовавших за ним. с длинными копьями, самострелами и мушкетами, одетых столь же вычурно, сколь и небрежно: в разного цвета свиты, в синие и красные шаровары, чёрные куртки-киреи и бараньи шапки — почтти сливались с осенним разноцветным лесом, уже сбрасывающим листву. Прошедшие недавно дожди обильно смочили землю, и теперь в канавах стояла грязная вода, на которой плавали жёлтые и багряные листья. Сзади отряда, растянувшись почти на четверть версты, скрипя и кренясь на ухабах, колыхались повозки. На одной из них, оберегаемой наиболее тщательно, находился обитый коваными пластинами большой сундук, в котором хранилась казна казачьего войска.

Рядом с Мокроусом на ладном молодом жеребце лихо гарцевал шляхтич Станислав Добжинский, чей наряд мало отличался от казацкого, если не считать более изысканного польского покроя. Сзади в обозе два холопа везли походный сундук шляхтича с предметами туалета.

Мокроус ни за что бы не взял этого высокомерного молодого пана с собой, если бы не приказ самого Лисовского. Зачем гетман послал этого лазутчика вместе с его отрядом, об этом Мокроус мог только догадываться, наверное, для того, чтобы казаки не скрыли большую часть добытого — деньги и золото нужны были гетману, чтобы выплптить жалованье солдатам. После нескольких дней похода сотник привык к обществу польского волонтёра, и его уже не раздражало то обстоятельство, что шляхтич совал свой нос, куда ему не следовало. Вооружённого столкновения Мокроус не ожидал и эта осенняя экспедиция принимала форму увеселительной прогулки. Да и кто мог оказать сопротивление отборной казачьей полусотне? Крестьяне? Были попытки нападения на поляков и казаков, но плохо вооружённые местные жители всегда бывали биты, сначала в сражении, а потом батогами или нагайками.

Осада Троицкого монастыря, которую долгие месяцы вело польско-казацкое войско, могла бы затянуться до зимы, а принимая во внимание отчаянную храбрость защитников крепости, и до весны, и это заставило гетмана Лисовского позаботиться о провианте на предстоящую зиму. Поэтому он послал несколько отрядов казаков пошарить по окрестностм, выгрести из закромов крестьян жито и дугтие припасы. Была середина сентября, крестьяне уже сжали хлеб, обмолотили его и ссыпали в сусеки амбаров, во дворы, свезли на мельницыв и привезли обратно в виде белой удивительно пахнувшей муки.

Мокроусу, сотенному голове, досталась дорога на Дмитров. Продвигаясь от осаждённой крепости к Озерецкому, довольно большому селу, вокруг которгго в лесах были разбросаны деревеньки, большей частью монастырские, он уже отправил несколько подвод с зерном и награбленной у крестьян живностью: коровами, овцами и лошадьми — под Троицу. Доставалась добыча на редкость легко, местные жители будто бы и не знали, что монастырь окружён неприятелем и, казалось, беззаботно ждали, когда у них возьмут выращенный урожай.