Юрий Любопытнов - Озеро призраков

Он собрал свою рать в защищённом от ветра месте, с западной стороны избы. Впереди всех стоял младший сын деда Бодяя Митяй, неженатый парень, сильный и рослый. Рядом с ним Репих увидел своего сына Жданко. Он опоясался ремнём с мечом и хоронился за спину двоюродного дяди.

— Поди-кось сюда, — поманил его Федька. — Воевать татар собрался? — спросил он, оглядывая тщедушную фигурку подростка, ноги в лаптишках, войлочную прожжённую шапку.

Жданко молчал, опустив глаза в землю.

— А что мамка скажет? — спросил Репих снова сына, отвечая на его немой взгляд.

Вздохнув, не стал его прогонять, вспомнил, как сам почти мальцом, щуплым и вёртким, утёк с воями князя Дмитрия Ивановича на Куликово поле, когда они возвращались из Троицы от Сергия… Вернулся живым, только вот нога… Мальцы быстрее мужают, не сидя дома на печи, а на поле брани, в борьбе с погаными.

— Меч велик, — только и сказал он и вздохнул: — Такое лихолетье. Ну, ничего, злоба будет сильнее на проклятых.

День только занимался из-за лесу, слабый, туманный и зябкий, когда они подошли к Воздвиженскому скиту. Старец Киприан основал здесь скит, удалившись из Покровского Хотькова монастыря, и, прожив почти девять лет, почил в бозе. Скит, оставшись без хозяина, разрушался, но был ещё крепок. Келейка стояла саженях в трехстах от Переяславской дороги за крутым поворотом.

Здесь был уже Хлуп, несколько холопов из Хотькова и Радонежа. Увидел Федька и бобыля Афоню. Тот издалека узнал Репиха и радостно закричал:

— А-а, мать твою в оглоблю!.. Здорово! Как там мой петушок? Будит по ночам, язви его в потроха!? Или голову ты уже свернул, на мясо пустил?

Репих снял рукавицу, обтёр рукой заиндевелые усы и бороду. Так же радостно, как Афоня, закричал, словно собрались они на праздник, а не на злую сечу.

— А и горласт твой петух, Афоня! Седни мне всю ночь не давал глаз сомкнуть…

— Во-во! Он те даст выспаться. Зато будешь до свету вставать — быстро разбогатеешь.

— Дадут здесь. — Репих осторожно обернулся в сторону Хлупа. — Податями вконец замучили. Мёду не дадут слизнуть. Как только колоды пополнятся, не успеешь снять, смотришь — объездчики боярские на конях досматривают. А здесь ещё татаре… Какое богатство! Радость одна — петух…

Федька потёр острый нос. Поправил на поясе шестопёр. Голубые глаза окинули Афоню:

— Как Хотьков ваш — изготовился к бою?

— Звонят с темна. Собирают народ. Варят смолу, готовятся к встрече. Стены обители старые, обветшали. Хотели чернецы залатать, да понадеялись на господа. Всю осень бражничали… Давно не было басурман… Народ в лес подался, а кому и туда ходу нету. В дырявой одёже не велика охота в стужу по лесу шастать…

— А ты чего здесь?

— Неохочь я в стенах быть. Хочу волюшки. Посечь хочу татарина в чистом поле.

Собралось человек более тридцати. Хлуп сказал, что надобно задержать силы ордынцев, пока изготовится к бою или осаде Радонеж, окрестные монастыри. Помощи ждать неоткуда.

— Что Радонеж али Хотьков. Одни стены. Надо уходить в леса…

Репих помнил слова князя Дмитрия, когда тот отправлялся на битву с Мамаем:

— Хоромы, изба — погибнут, в пепел превратятся, хозяйство оскудеет — всё ничто. Людей же не будет в весях — вот беда… Кто пахать будет, сеять, детушек рожать? Придут поганые, а отчину некому будет защищать…

Хлуп провёл собравшихся снегами к повороту дороги, где решено было делать засеку.

— Где боярин? Почто не с нами? — спросил стремянного Афоня.

— Боярин в Радонеже смотр чинит стенам, холопям и воинству малому, — ответил Хлуп и обратился к Репиху: — Ты свычен ратному делу. Строй засеку. А я в Радонеж… Подрубай дерева — вали на дорогу. Путь преградим, а по снегу лошадь далеко не пройдёт. Останетесь здесь, встретите поганых.

— А если превозмогут нас?

— Пали костёр. В Радонеже увидят, знать будут.

Стремянный сел в сани. Холоп махнул вожжами, и лошади побежали.

Мужики разбрелись по глубокому снегу. Афоня махал топором рядом с Федькой.

— А и хорошо, а и ладненько. Хоть с утра не емши, не пимши да согреешься.

— У меня краюха за пазухой, — отозвался Репих.

Он достал из-за пазухи завёрнутую в чистую тряпицу половину чёрного каравая. Отломил кусок, протянул Афоне:

— На, пожуй! Правда, вчерашний хлебец.

— Знамо, не сегодняшний. Седни все в лес закатились, когда печь.

Федька подумал об Ульке с детьми. Как они там? Сохранили ли огонь? Пошли стар да мал.

— Да ничего, — мысленно успокоил он себя. — Не одни они. Табуном схоронятся лучше. Вот только Жданко не отправил за ними вслед. Жалко мальчонку, не вырос он… А татаре их всех посекут, положат здесь… Да, что теперь думать. Прогнать? А куда он один. Ничего теперь не поделаешь… Вон как рубит! Справный парень выйдет. Только толк какой? Холопом боярина и будет… Не татары голову снимут, так боярскими батогами бит будет.

Вздохнув, Репих что есть силы стал махать топором.

Скоро несколько дерев упали поперёк дороги, за ними ещё и ещё.

— Так, — бегал Репих. — Шире делай. Так! Теперь вали дальше. Выше руби, выше-е — лесенкой… Громозди!

Он велел разобрать скит старца Киприана. Застучали топоры, замелькали шесты.

— Тащи брёвна, ставь торчком, — слышался его голос. — Вот так, заостряй — ставь в наклон. В два ряда.

Засека ощетинилась остроконечными зубьями бревён, укреплённых среди поваленных деревьев.

Прогляуло солнце, красное и большое, за полянами отчётливо обозначилась дымка, и дорога, позапорошенная, переметённая снегом, потерялась в ней.

Работали споро. Репих стоял в снегу. В бороде таилась весёлая усмешка.

— Теперь скоро не пройдут, ордынцы-то. Упредили мы их.

Расставил по завалу лучников. Учил:

— Стреляй в шею. Многие в кольчужках, иные без всего, но в шею верней. На Куликовом так крошили. Стерегись. Ордынцы тоже бьют наповал.

Сыну Жданко сказал:

— С Афоней навалите валежнику вон на той горке. Вали поболе да посуше. Сверху укрой лапником для дыма. Если татаре прорвутся, я дам сигнал — запаливай. В Радонеже будут знать, что засека порушена.

Впереди засеки Репих выслал лазутчиков, которые должны были уведомить о подходе неприятельской рати. Трое мужиков нарубили еловых сучьев, обмотали лапти, чтобы не проваливаться в снег. Шли по глубокому сугробу. Облюбовали закрытое с дороги место. Митяй влез на высокую ель дозоривать врага.