Юрий Любопытнов - Озеро призраков

— Вылезай! — грубо толкнул Лёху в плечо Сыч.

— Куда это? — машинально спросил Копылов.

— Сейчас узнаешь.

Они отвели Лёху за кювет.

— Так скажешь, где у тебя золото? — спросил парень в кожанке.

— Нету у меня никакого золота.

— Больно будет, если не скажешь.

— Мне нечего говорить.

— Хватит буксовать, лапшу на уши вешать, — повысил голос парень. — Заставь его, — обратился он к Сычу.

— Это мы могём, — ответил тот и сокрушительным ударом в челюсть, словно только и ждал этого момента, свалил Копылова с ног.

Его подняли, и Сыч со всего маха ударил Лёху в живот, а когда тот согнулся, ударом в подбородок отшвырнул, как куль, метра на три в сторону. Лёха даже не стонал. Он скорчился от боли. В глазах поплыло.

— Так скажешь? — вновь спросил парень.

— Не знаю… нет у меня. — Он закашлялся. Из разбитой губы потекла кровь.

Носком ботинка Сыч несколько раз ударил жертву по рёбрам, по печени. Лёха заскулил.

— Говорить будешь?

— Нету… — прохрипел Копылов, сплёвывая слюну и кровь.

В глазах его вертелось, кружилось, плыли ослепительно белые круги, потом всё померкло. Он потерял сознание.

— Неужели окочурился? — спросил подельников вышедший из машины водитель.

— Оживёт, он мужик ещё крепкий.

— Ты, Сыч, полегче бы…

— Я так… вполсилы.

— Крепко держался, — почесал затылок парень в куртке. — Может, это не тот?

— Думаешь, не того взяли? — спросил Сыч.

— Да.

— Этот. Его Валерка опознал.

— Тогда упрямый.

— Кому охота своё отдавать. Вот и гонит тюльку…

— Что дальше? — спросил шофёр, глядя на распростёртое тело Копылова. — Так и будем любоваться этим трупом?

— У меня идея, — сказал Сыч. — Бросай его в машину и поехали.

— Куда? — не понял шофёр.

— В «шанхай». Там спокойно его обработаем.

Его дружки быстро согласились. Лёху осмотрели, осветив фонариком, нет ли следов крови, не дай Бог испачкает чехлы, запихнули на заднее сиденье, и машина поехала в обратный путь.

14.

Очнулся Копылов на грязном полу. Сначала не понял, что с ним — болел затылок, саднило лицо, занемела правая рука. Потом сознание начало проясняться. Он вспомнил, что с ним произошло сегодня. А может, вчера? Сколько времени он здесь пролежал? Час, два, сутки? Он приподнялся, Где он находится? Лежал он на пыльном полу, сбитом из досок, судя по всему в небольшом помещении, напоминающем скорее гараж, чем сарай. На стене горела пыльная тусклая лампочка, освещая металлический верстак с тисками и сложенным в кучу инструментом. Здесь же, на разостланной газете стояли три стакана и две пустые бутылки из-под водки, лежали объедки закуски. Над верстаком была полка, на которой стояли две паяльные лампы, рядом на гвозде висела ножовка по металлу. У противоположной стены на полу были сложены обрезки досок, старые лысые скаты и погнутое крыло от УАЗа. Пахло бензином, маслом и устоявшейся сыростью. Ворота и дверь гаража были закрыты. Копылов попытался приподняться и подвёл закованные руки к глазам — попытался узнать, который час. Но стекло у часов было разбито. Одной стрелки не было. Руки были в синяках и кровоподтёках. Он заслонял лицо, когда его били, и на кистях остались следы побоев.

Снаружи лязгнуло железо. Повернулся ключ в замке. Дверь отпирали. Лёха опять лёг на пол. В голове была одна мысль, от которой холодела душа — опять будут бить?

Вошли двое — Сыч и парень в кожанке. Остальные остались на улице.

— А мы думали ты окочурился, — сказал Сыч, подойдя к Копылову и касаясь его подбородка носком ботинка. Под глазом Копылова был синяк, в уголках губ запеклась кровь, рубашка разорвана. Он тяжело дышал

Сыч опустился на корточки.

— Пришёл, значит, в себя? Ну, как — мозги прояснило?

Лёха отвернулся от Сыча. Ему была противна и раздобревшая на дармовых харчах физиономия человека с маленьким носом-поливальничком, и его пустые глаза, и хрипловатый голос. О, как его ненавидел Лёха! Он представлял опять на своём лице или рёбрах кулак этого издевателя, и жаркий ком подкатил к горлу, а сердце начало учащённо биться.

«Если будут бить, — думал он, скажу, всё скажу, чёрт с ним, с кладом! Жизнь дороже всех этих золотых побрякушек. Придя к такому заключению, он успокоился. — Лишь бы не били».

— Что надо? — посмотрев Сычу прямо в его бесцветные глаза, спросил Лёха.

— О, это уже другой разговор, — осклабился Сыч, поднимаясь с корточек. — Птичка подала голос. Холщ, иди сюда! — крикнул он стоявшему снаружи человеку. — Подсобишь мне.

Вшёл вчерашний шофёр и встал у порога.

— Что надо? — снова спросил Лёха.

— Где золото?

— Отпустите, когда скажу?

— Он ещё торгуется, — пробормотал Сыч, но в голосе не было, как прежде, угрозы.

— Отпустим не когда скажешь, а когда отдашь, — назидательно сказал парень в кожанке, продолжая, как и вчера, жевать резинку.

— Можно ли вам верить? — усмехнулся Лёха. — Отдашь, а потом вы прирежете.

— Только вера спасёт тебя, — нараспев произнёс Сыч.

— Я принесу, скажите куда.

— Принесёшь! Видали фрайера, а? Может, ты нас заложишь. Нет, мужик, деньги на бочку, и всё — хоккей. Понял?

Что оставалось Лёхе? Отдать клад. Приведёт он их на место, пусть берут Две висюльки у него дома под половицей. Их он не отдаст. А остальное пусть забирают.

— Золото у меня в лесу, — сказал Лёха. — Я покажу.

— Далеко это — в лесу? — осведомился Холщ.

— Да нет, за Хотьковом.

— Скоро будет рассветать. Так что тянуть не будем. Веди нас, — обратился парень в кожанке к Копылову. — Но если обманешь или какую игру затеешь, пеняй на себя. Он быстро, — парень указал на Сыча, — тебе мозги вышибет, понял?

— Чего мне играть, — выдавил из себя Лёха. — Вас, обормотов, вон сколько!

— Ты полегче с обормотами, — повысил голос парень в кожанке, — а то быстро пиндюлей схлопочешь.

Бить они его не стали, видимо, довольные, что развязали ему язык и простившие его грубость.

Его вывели из гаража, подталкивая сзади. Вдохнув свежего воздуха, Лёха огляделся. Место напоминало свалку или трущобу. Друг к другу лепились сараи и сарайчики, как Бог пошлёт на душу, — разной высоты, из подручного материала, кто что сумел достать. Были здесь добротные гаражи и овощехранилища, сложенные из кирпича, были ветхие сараюшки из обгорелых досок и кусков жести. «Глухое место для разбоев», — отметил Лёха, начавший трезво мыслитиь. Напротив гаража, из которого его вывели, стоял сарай с голубятней, почти полусгнивший, а чуть вдали виднелась ржавая металлическая труба, повидимому, остаток старой котельной.