Юрий Любопытнов - Озеро призраков

— Тебе-то что, Зуб, — ответил ему Сыч. — Аванс получили, теперь остальное получим. А что в мешке, тебя это мало должно волновать.

— Вообще-то так. Я к слову. Думал, что найдём неимоверные богатства, а здесь так… Ладно, хватит базарить, пора сматываться.

Он опять перевязал шпагатом свёрток, взял его под мышку, и они тронулись в обратный путь, идя гуськом, держа Копылова в середине цепочки.

Когда вышли из леса, увидели, что им навстречу, по полю, идёт большое стадо коров.

— О, сколько мяса! — проронил Сыч. — Какой шашлык идёт.

Коровы медленно, прихватывая кое-где траву, заполняли поле.

— Сыч, а где лопата? — вдруг спохватился Зуб.

— Лопата? Ах, ты… налево! Там осталась. Этот, — он ткнул Лёху, — ковырял ей…

— Забери её. Какой дурак вещдок в кустах оставляет.

Ругаясь на чём свет стоит, Сыч повернул обратно и скрылся в лесу.

Остальные остановились, пропуская стадо. Коровы, мыча, приближались, косясь фиолетовыми глазами на невесть откуда взявшихся пришельцев. Сзади шёл пастух с длинным кнутом.

И тут Лёха, собрав последние силы, когда до коров остававалось не более трёх метров, откуда и прыть взялась, рванулся в центр стада. Передние коровы шарахнулись в стороны, он, петляя между ними, помчался к оврагу. Всё это произошло так быстро, что бандиты не успели опомниться. А когда опомнились и бросились в погоню, путь им преградила мычащая и ревущая чёрно-пёстрая масса. Одна корова нагнула голову и уставилась на Зуба. Он замешкался и остановился, не зная, куда деваться. Остановился и молчаливый бандит. Когда они пришли в себя, Копылов как в воду канул.

А Лёха промчался, не чуя ног, через спасительное стадо к овражку. Вот он — зелёный овраг! Он быстро нырнул в кусты и побежал к ферме, стоявшей на его берегу. Минут через десять оглянулся никого! Не слышно было погони, не слышно коров, лишь сердце его бешено билось и вылетало из груди.

Сначала он решил было спрятаться на ферме, а, подойдя к ней и убедившись, что погони нет, резко свернул в сторону и пошёл, маскируясь в низинах и выемках, оглядываясь, в сторону деревни.

— Тут же пойду в милицию, — решил он. — Если этих мордоворотов не взять, они пришьют его. Чёрт с ним, с этим кладом! Хорошо, что остался жив. О, Боже, как же хорошо на воле! Пусть не будет этих проклятых денег, жизнь… жизнь хороша сама по себе, если знаешь, какой ценой она досталась.

Миновав Репихово, через полчаса, лесом, он пробрался на платформу 55 км, посидел в кустах, ежеминутно озираясь, и, когда подошла электричка из Москвы, быстро вскочил в вагон. Домой он решил не ходить. Кто знает, может, бандиты вычислили его адрес и теперь поджидают там. Нет, он пойдёт к приятелю, у того есть телефон, он позвонит в милицию и всё расскажет. Он попросит прислать за ним машину, а так опасно ходить.

С такими мыслями он вышел на платформе Абрамцево, и гаражами, мимо стадиона пошёл к приятелю, благо тот жил недалеко от железной дороги на улице Горжевицкой, носящей такое название в честь города-побратима Горжевице в Чехословакии.

Дверь ему открыл сам приятель. Он собирался на работу: был побрит, умыт, причёсан, от него разило одеколоном.

— Что с тобой? — спросил приятель. — На тебе лица нет!

Он удивлённо смотрел на бледного, с кровоподтёком под глазом Лёху, в мятой рубашке, запачканной высохшей кровью, с приствшими к рукавам колючим репейником.

— Дай позвонить, — вместо ответа сказал Лёха. Ноги его подкосились, и он сел на пол прямо в коридоре.

15.

Беседа со старушками пенсионерками ничего нового Проклову не дала. Не принёс нового и разговор с Вадимом. Добродушный на вид кооператор с выпирающим из-под брючного ремня животом, подтвердил слова Мани. Да, он коллекционирует старые предметы, имеющие художественную и историческую ценность. Старший лейтенант может зайти к нему и познакомиться с его коллекцией. В ней много удивительного. Виктор Степанович помогал ему несколько раз в определении достоверности и ценности предметов. Где он приобретает вещт? В магазинах, с рук. Раньше такими вещами торговали, а теперь и подавно. Да, он отдал историку бересту, потому что она ему не нужна. Как она к нему попала? Да очень просто. Один пьянчужка на вокзале или около Лавры (он достоверно теперь и не помнит — это случайно было) продавал старую церковную книгу. Шрифт тогда поразил Вадима, ему показалось, что она была рукописной. Он купил её, а алкаш впридачу всучил ему ещё три куска бересты, за деньги, конечно. Книга, по его мнению, ценности не представляла, а вот береста… Бересту, конечно, он принёс Виктору Степановичу. Когда тот прочитал написанное на ней, он пришёл к Вадиму и поинтересовался — нет ли у него ещё таких кусочков и где можно найти продавца.

— А кто вам сказал, что книга не представляет ценности? — спросил тогда Проклов.

— Да всё он, Виктор Степанович.

— Вы отнесли ему книгу вместе с берестой?

— Книгу раньше, а бересту недавно. Я сначала забыл о ней, затерял, а когда вновь обнаружил — решил отнести к Виктору Степановичу.

— А через неделю после этого Виктор Степанович погибает, — произнёс Проклов и внимательно посмотрел на кооператора.

Того не смутил откровенный взгляд старшего лейтенанта.

— Да, — ответил он, — нелепый случай. Так взять и утонуть. Жаль, жаль старика. Большого ума был человек и специалист отменный по старине, первостатейный, царство ему небесное. Теперь не к кому и обратиться, — подытожил кооператор.

Всё в показаниях кооператора сходилось с рассказом жены Виктора Степановича.

Уходя из кабинета, Вадим задержался возле двери и поинтересовался не назойливо, в то же время дав почувствовать Проклову некое восхищение работой органов:

— И вы так досконально расследуете каждый несчастный случай?

— Это наша обязанность, — ответил старший лейтенант.

— Понимаю, понимаю, — сказал кооператор и с поклоном вышел в коридор.

«Непрост этот Вадим, — подумал Проклов, закрывая за гостем неплотно прикрытую дверь. — Жук, что надо».

В словах кооператора было всё логично, всё продумано до мельчайших деталей, а возможно, всё так и происходило, как он рассказывал? Однако Проклова не покидало сомнение, что Вадим что-то недоговаривает.

На всякий случай он выяснил всё, что касалось биографии Вадима. Оказалось, что тот, будучи начальником мясного цеха одного из предприятий Воронежского облпотребсоюза, в недалёком прошлом наладил выпуск подпольной колбасы, за что поплатился четырьмя годами тюрьмы. Выйдя на свободу, переехал в Подмосковье, потом купил в Загорске на Кировке старый дом.