Ольга Аникина - Рассказы

Еще Сашка мог на спор провисеть на ветке дерева полчаса, покачиваясь и поддразнивая толпу мальчишек — провоцируя кого-нибудь из них повторить подвиг. Однажды, когда через истекшие полчаса Сашка, победно крикнув, разжал затекшие пальцы и спрыгнул вниз, сопровождаемый дружескими восхищенными возгласами, от небольшой группы ребят, стоящих поодаль, отделился смельчак.

Это был старший Куликов. Он вызвался провисеть на дереве тридцать три минуты, залез на дерево и потребовал засечь время. Время засекли. На десятой минуте Колька ощутил острую боль в правой руке. Потом в спине. Кто-то снизу бросил в него острый камешек, а вслед ему еще один. Раздался смех. «Это нечестно! Сволочи! А-а-а!» — орал Колька, извиваясь в попытках увернуться от летевших в него снарядов. По веселым выкрикам, раздававшимся со всех сторон, Колька понял, что внизу вовсю шло соревнование в меткости. Громче всех кричал Задонский, удачно обстреливая цель, болтавшуюся на ветке. Он сообщал товарищам, в какое место на теле жертвы он сейчас целится, и держал пари на то, что попадет. Дрыгающий ногами Колька что было сил сжал зубы и напряг кисти: он должен был провисеть так тридцать три минуты и ни секундой меньше! И лишь когда обстрел прекратился, а внизу раздались крики: «Наших бьют!» и «Колоти Задонского!», он, пытаясь разглядеть, что же там, на земле, решил, что им уже никто не интересуется и разжал пальцы. Но только Колькины ноги коснулись травы, он услышал над собой ликующий крик заклятого врага: «Слабак! Продул!» И, не успев сообразить, с какой стороны ему ждать удара, тут же наткнулся скулой на чей-то кулак.

Это был настоящий позор. Теперь к прозвищу «барчук» присоединилось еще и погоняло «слабак», и, самое ужасное, — из ниоткуда выплыли требования вернуть долг: Сашка и его дружки вдруг ни с того ни с сего стали утверждать, что спор велся на деньги. С каждым днем долг Кольки рос, и ничего с этим сделать было нельзя. Выйти на улицу стало невозможно.

И Колька решил убить Задонского. Он все продумал. «Первым делом — нож», — объяснял он Борису, и тот понимающе кивал. «Главное — найти такой нож, который, если вдруг его разыщут, поставил бы милицию в тупик. Чтобы никто не догадался, кто и зачем зарезал эту сволочь. Поэтому нам нож нужен острый, но не домашний, с кухни, и не чей-нибудь из округи». Кто поможет его достать? Выбор пал на китайца Ходю — тот часто появлялся в городе и по дешевке продавал купленные-перекупленные неизвестно где мелочи: бритвы, утюги, строительные инструменты. Ходю Борька подкараулил на городском рынке, и китайцу подарили лишний рубль за молчание.

Через два дня от Ходи пришел сверток, который даже разворачивать было страшно. Несколько дней Колька ходил с этим свертком, засунутым во внутренний карман куртки — привыкал. Дома, в одиночестве, он учился брать нож в руку, то так, то этак — и пытался делать рукой движения, распарывающие воздух. Потренироваться было не на чем: в доме Ираиды мясо водилось редко, подушки было жалко, а от одной мысли о том, чтобы убить на пробу какую-нибудь собаку и испытать оружие в действии, у Николая сразу темнело в глазах и сердце закатывалось в желудок. Наконец Колька поставил себе срок: три недели. Терпеть издевательства мальчишек с улицы стало невыносимо.

Но через неделю после покупки ножа по улице Левый Берег пошел слух, что Задонские уезжают из Закаменки — в какой район, Колька не запомнил. За день до отъезда Сашка и Николай случайно встретили его на улице по дороге из школы. Вокруг никого не было.

— Да, жалко — уезжаю я, — насмешливо произнес Сашка, подходя к Куликову близко, на расстояние двух шагов — А вот должок-то с тебя я так и не получил. Что будем делать?

— Ты соврал, Задонский, — сказал Колька, нащупывая в кармане нож, завернутый в носовой платок, — Это нечестная игра.

— А ты чисти уши-то по утрам, Куликов, вот и слышать будешь лучше, — Задонский смотрел с прищуром, и его длинный нос, казалось, стал еще длинней. — Ты слышал, что я спросил? Когда должок возвернешь?

— Не сомневайся, верну. — Колька пытался дрожащей рукой развернуть платок, но пальцы путались в тряпке, внезапно ставшей влажной и тугой. Сашка усмехнулся и, задевая врага плечом, прошел по улице дальше. Ножик уже лежал в Колькиной руке, но Задонский, к ужасу или счастью, отошел на несколько шагов. Отошел, но внезапно вдруг остановился и обернулся, посмотрев Кольке прямо в глаза.

— А что это там у барчука в кармане, а? — улыбаясь жутко и бесстрашно, спросил Сашка.

Куликов напрягся и помертвел лицом. «Ну вот и настало время», — пронеслось в его голове. Не достать нож означало струсить. Колька шагнул к Задонскому.

— Сашка, мать твою перетак! Кому я утром сказал: дома за малыми смотреть, бо мамка за молоком ушла! Сашка, бес, подь сюды! — вдалеке на дороге показался Илья, Сашкин отец. Он грозил сыну кулаком и кулаком же махал, показывая: сюда иди, сюда, до хаты.

Сашка крякнул и еще раз зыркнул на Николая исподлобья, холодно и колюче.

— Не твоего ума дело, что у меня в кармане, — осмелев, нашелся Колька. — Время придет, узнаешь. Я тебя из-под земли достану.

— Это кто кого еще достанет, кулик. В любом болоте тебя найду и перья повыщипаю, — сказал Сашка, сверкнул глазами и приставил два пальца к горлу, дескать, — урою. Потом сплюнул и пошел в сторону своего дома, поднимая пыль старыми сандалиями.

Нож Колька выбросил в Каменку. Сразу после того, как в дом Задонских вселились другие жильцы, старая солдатка с двумя дочерьми.

Долгое время о Сашке не было ни слуху ни духу, а потом вдруг необыкновенным образом он дал о себе знать. Не так давно, казалось бы, Задонские уехали из Закаменки, не так давно закончил школу Колька, за ним и Борька — оба год проработали на заводе, отслужили в армии и поступили в Сибстрин, первый строительный институт, открывшийся в Нске. Оба брата покинули Закаменку и жили почти в центре. Да и Закаменка теперь стала не самой дальней окраиной. И потом уже ни один из братьев не мог вспомнить, откуда принесло к ним новости о Сашке Задонском. А новости были потрясающие.

Оказывается, Сашка — летал! Уже не с крыши Ульяниного дома, конечно, а по-настоящему, на первых советских самолетах. Нское сарафанное радио опередило даже прессу. Позже, через несколько недель после известия в местной газете вышла статья про двух сибирских Александров, талантливых летчиков — Задонского и его друга Покрышкина. Друзья уехали учиться сначала в Пермь, потом в Ленинград. Там их пути разошлись, но оба они поступили в Качинскую авиашколу и, кажется, закончили ее — Покрышкин раньше, а Задонский позже.

Но потом новости о Сашкиных успехах были вытеснены другими событиями, перевернувшими жизнь Нска и всей страны. Началась война.