Виктор Пелевин - Тайные виды на гору Фудзи [litres]

Я плохо помню следующие несколько секунд – как-то само собой вышло, что мы взялись за руки и закружились в немыслимом яростном танце. Опрокинулся стол с компьютером, зазвенело разбитое стекло, но мы только хохотали и плясали, хохотали и плясали…

– Они, – задыхаясь от смеха, выкрикивал Ринат, – они нас этим списком огорчить хотели! А! А-а-а-а-а! Спасибо ЦРУ! Родному МИ-6! Милому конгрессу! Каналам Си-Эн-Эн и Фокс Ньюс! Священной белой ослице демократической партии! Республиканскому, блять, слону, который в лавке остался! Европейским подстилкам англосаксонского империализма! Спасибо всем!

Этот бешеный хоровод длился, наверное, минут пять. Вернее, это был бы хоровод, если бы танцевала какая-нибудь перекатная голь – а в исполнении двух с половиной олигархов это был как минимум кросс-культурный circle dance.

– Ну все, пацаны. Вынесло на берег. Только не на другой, как лысые втирают, а на старый, родной. Итака! Итака!

– Верно, Юра, верно, – кивнул я. – Теперь главное, чтоб назад не унесло. Надо увлечься чем-нибудь сильно. Вот за́мок какой-нибудь купить, например, и уйти с головой в реставрацию… Только ведь у нас все это уже есть, вот засада…

– Ерунда, – сказал Ринат, и по его щеке бриллиантом сползла большая блестящая слеза. – Я себе лодку новую куплю. Такую, что сам Рома удавится. А с Дамианом вопрос решим, ох, решим…

Вот так, Таня, и перевернулась эта страшная страница в моей жизни.

Нет, это еще не было выздоровление – но тьма в конце ослепительного тоннеля уже сгущалась вполне отчетливо. Будет ли стойким улучшение, никто пока не представлял. Но сомнений не было – мы на пути домой.

Домой – это куда?

Раньше я не знал ответа. А теперь понял: к омраченностям сансары, к лживым и пахучим человекам, к бурлящим ежедневным нечистотам, к хитрости и неправде, к смрадной помойке интернета, к лукавым новостным заголовкам, разводящим лоха на клик, к мучительно отвоеванному у Вселенной праву на стабильную мозговую галлюцинацию бытия…

Да, Таня, мы, люди, живем по лжи.

Знаешь почему?

Не по умыслу, не по злому сердцу, не по проклятию сатаны – а потому что мы сами есть ложь. Ложь по своей сущностной нарративной природе, по тому способу, каким мы приходим в бытие и мнимся себе и друг другу. Но пусть не винит нас в этом покойный А. И. Солженицын – так уж устроен мир, и мудрецы древней Индии знали обо всем еще три тысячи лет назад.

И что же с этим делать?

Я знал теперь ответ на этот великий революционно-демократический вопрос. Ни-че-го. Ничего делать не надо. Потому что поделать с этим нельзя ничего.

Таков наш дом и наша суть. Других нас все равно нет.

Вернее, есть – там, где кончается все человеческое и куда я заглянул одним сощуренным от ужаса глазком. Но «есть» в тех краях не слишком отличается от «нет». И это уже не мы, а нечто такое, о чем нормальному человеку и думать немыслимо. Там – невозможное другое. А где это другое возможно, там невозможны мы.

Так пусть жарче горит костер неправды и омрачений – единственное, что защищает наш хрупкий человеческий мирок от ледяного дуновения великих истин! Хрен бы с ними, с великими истинами. Мы ведь им совсем не нужны. Так зачем они нам?

Я хочу тебя, Таня! Ты нужна мне! Ты – мой белый зонт под палящим солнцем Космоса.

Good bye, LeninBuddha!

Tanya, hell-o!

Таня с Клариссой неспешно шли по Гоголевскому бульвару.

– Уже снег, – сказала Таня с грустью. – Зима…

– Хорошо, что успели забрать твою веревку, – ответила Кларисса. – Представляешь, сидеть сейчас в лесу у костра. Да еще всю ночь.

– Это да.

– Я скоро уеду, – сказала Кларисса. – Вызывает Аманда. Готовим новую книгу, очень важный сборник. Я там ответственный редактор.

– Ой, – опечалилась Таня. – А по интернету никак нельзя?

– Кое-что можно. Но надо встречаться с людьми, вести переговоры…

Видимо, чувства Тани отразились у нее на лице – Кларисса засмеялась.

– Не переживай, подруга, – сказала она. – Главное уже произошло. Тебе осталось только упражняться. Ваша долгая зима для этого отличное время. Да и весна тоже – она у вас такая же.

Таня вспомнила, что у нее осталось около пяти тысяч Фединых долларов – и чуть нахмурилась.

В этот раз Кларисса прочла ее чувства не вполне точно.

– Совсем без упражнений нельзя, – сказала она. – Даже когда у тебя есть ноги, ходить надо учиться. Но если тренироваться усердно, нескольких месяцев должно хватить.

– Когда ты уезжаешь?

– Послезавтра, – сказала Кларисса.

– И ты всему успеешь меня научить?

– Я всему научу тебя прямо сейчас, пока мы гуляем. Это недолго, пять минут. Ты когда-нибудь видела вестерны? Фильмы про ковбоев?

– Видела, – ответила Таня. – Хотя не очень много.

– Знаешь, что такое лассо?

– Это веревка с петлей. Ковбой накидывает ее на шею лошади и останавливает ее на скаку.

– Примерно. Только не обязательно на шею лошади. Ковбой накидывает ее на все, что угодно. На горлышко бутылки. На ствол вражеского кольта. На голову врага. Помнишь, как это бывает в кино?

Таня кивнула.

– Вот и вся наука. Разница в том, что на конце твоей веревки не лассо, а крюк. Поэтому техника называется «pussyhook».

– Но ведь это не кино, – сказала Таня. – Это жизнь.

– Правильно. Кино ты будешь снимать у себя в голове. А жизнь станет его имитировать.

– В каком смысле – снимать кино?

– В переносном, конечно, – засмеялась Кларисса. – Твое лассо нематериально. Ты будешь накидывать крюк не на людей и предметы, а на их образы в своем сознании. Но поскольку твоя вагина создает эту вселенную, миру придется подчиниться. Рано или поздно придется.

Таня вспомнила сцену в ресторане.

– Скажи, а как ты заставила этого мужика облить своих друзей пивом? Ты что, зацепила его за руку и дернула?

Кларисса отрицательно покачала головой.

– Ага, – сказала Таня, – понимаю. Ты зацепила его крюком за голову – и ему захотелось это сделать самому?

– Даже это не вполне точно. Я же говорю, тебе придется снимать кино. Работать с образами. Сначала ты видишь образ того, что есть. Потом представляешь себе образ того, что должно быть. Затем ты накидываешь пиздокрюк на первый образ и тащишь его вперед до тех пор, пока он не совпадет со вторым. Или, если тебе больше нравится, накидываешь крюк на второй образ и тащишь его назад до тех пор, пока он не совпадет с первым. Вот и все.

– Так просто?

– Конечно.

– И мир меняется?

– Ну да.

– А почему?

– Ну как почему, – ответила Кларисса. – Если образ мира совпал с тем, что ты хотела увидеть, это значит, что мир изменился в нужную тебе сторону. Разве нет?

– Что-то до меня не очень доходит, – призналась Таня.

– Посмотри на прохожих. Все эти люди вокруг нас – зачем они спешат сквозь снег? Что они, по-твоему, делают?