Элизабет Говард - Застывшее время

Долли в шоке застыла на месте. Когда Фло уложили, она выбралась из-за стола и опустилась перед ней на колени.

– Фло! Я не хотела! Ты же знаешь! – Она взяла безвольную руку сестры, обвила пальцами ее пальцы и прижала к своей груди. По ее лицу катились слезы. – Я пошутила! Разве ты не помнишь нашу старую шутку? Когда мама сказала, что у тебя шпинат между зубов застрял, еще викарий был в гостях, помнишь? Ты тогда ужасно расстроилась! А потом мы все смеялись – это так похоже на маму!

Свободной рукой она достала платок и бережно вытерла крошки в углу рта, затем беспомощно взглянула на Рейчел, поправляющую одеяло.

– Она меня не слышит…

– Ее хватил удар. Долли, милая, давай ты лучше…

– Нет! Я ее не оставлю – ни на секунду! Мы всегда были вместе – в горе и в радости, Фло, ты сама говорила, а уж горя-то мы с тобой хлебнули, правда, солнышко мое? Ну посмотри же на меня!

Рейчел попыталась уговорить ее сесть на стул, но та упрямо осталась на коленях до приезда врача.

Фло умерла в тот же вечер от второго удара. Все к лучшему, сказал доктор Карр – вряд ли она оправилась бы от первого. Долли оставалась с ней до самого конца. Ей говорили, что для Фло это большое утешение – правда, никто толком не знал, понимала ли та хоть что-нибудь. Тело собирались увезти, но тут Долли неожиданно встрепенулась и выразила бурный протест: Фло останется у себя в комнате до похорон – в своей постели, дома, с семьей! Два дня подряд она сама убиралась в спальне и застилала постель: горничные боялись мертвого тела со сморщенным лицом и тошнотворного запаха. Однако Дюши сказала: пусть все будет, как хочет Долли, и консультировалась с ней по каждой мелочи, планируя похороны. Все пытались ее утешить, но она беспрестанно обвиняла себя, и уже ничто не могло этого изменить. На траурную церемонию она надела густую вуаль, чтобы спрятать красные глаза. После похорон стали замечать, что она путает имена детей и частенько пускается в бессвязные воспоминания, выставляющие Фло образцом совершенства.

– Надо ей подарить какое-нибудь животное, – задумалась Полли, вспомнив о Кристофере.

– Попугая, – предложила Клэри. – А что, приличная викторианская птичка.

– Или кролика, – вставила Лидия: она ужасно хотела завести зверька, а взрослые не разрешали.

– Нельзя держать кролика в спальне! – осадила ее Луиза.

– Можно, если очень хочется, – вмешался Невилл. – Мы могли бы собирать его катышки и красить их, – вдохновился он, – а Кристофер сделает нам крошечные доски для игры в «солитер», и мы будем их продавать в магазине!

Однако с этим предложением никто не согласился.

– Ты думаешь только о наживе, – упрекнула его Клэри. – И вообще, ты становишься таким жадным и противным, что с тобой неохота даже связываться!

– А мне охота, – заявила Лидия. – Невилл, я тебя люблю. Можешь на мне жениться, если хочешь. В свое время, – добавила она, чтобы никто не подумал, будто она совсем глупышка и не разбирается в таких вещах.

– Только попробуй – я тебя пристрелю! – ощетинился тот. – Или оставлю тебя под бомбежкой! Или отведу к ветеринару!

Совсем недавно Бесси, старую лабрадоршу Брига, отвели к ветеринару, чтобы усыпить.

Однако Лидия не дрогнула.

– У тебя нет ружья – ты еще маленький! И бомбежек у нас не бывает. И ветеринара я знаю – он не станет меня усыплять!

К концу ноября ударили морозы. Стираное белье стояло колом, у мисс Миллимент снова опухли руки и ноги. Замерзали трубы. Клэри с Полли обмазали окна в спальне пластилином от сквозняков и упросили Вилли не говорить бабушке. У Эллен так разыгрался ревматизм, что ей приходилось начинать день с четырех таблеток аспирина и чашки крепкого чая. Ничего, зато немцам будет труднее пробираться к Москве, твердили взрослые, хотя, по мнению Полли, это означало лишь, что война затянется еще больше.

Арчи Лестренджу тоже досталось: однажды утром он поскользнулся и упал возле самого крыльца. Когда он попытался встать, ногу пронзила жгучая боль, и он так и остался беспомощно лежать, пока его не нашла Клэри, выбежавшая за почтой для Луизы.

– Арчи! Ой, бедненький! – воскликнула она, едва не споткнувшись об него.

– Помоги мне встать, ладно?

– На курсах первой помощи всегда говорят: нельзя трогать больного до тех пор, пока не поймешь, что с ним. Что с тобой?

– Чертова нога болит!

– Наверное, ты ее опять сломал! Тебе нужен горячий сладкий чай от шока.

И она убежала прежде, чем он успел ее остановить. По утрам в кухне всегда оставался горячий чай, и она скоро вернулась, за ней – Полли с одеялом.

– А как же мы будем его поить лежа? – засомневалась она.

– Девочки, помогите мне встать, – взмолился Арчи. – Со мной все в порядке, ну правда!

Он еще раз попытался шевельнуться, но безуспешно.

– Не двигайся – только хуже сделаешь! Зови тетю Вилли!

Она приподняла голову пострадавшего и поднесла ко рту чашку. Он послушно глотнул и тут же обжег себе язык.

Подошедшая Вилли распорядилась позвать Кристофера.

– Надо перенести тебя в тепло, – решила она. – Наверняка ты все растряс.

На деле все оказалось гораздо хуже: его отвезли в Гастингс на рентген, где выяснилось, что треснула та самая поврежденная кость. Его отправили домой в карете «скорой помощи» и велели отлеживаться. До инцидента он собирался зайти в Адмиралтейство и поискать кабинетную работу, а заодно и жилье; теперь же оказался приговорен к постели. Дети были в восторге. Он сразу им понравился, как только велел всем звать его просто Арчи.

– Даже Уиллсу можно? – уточнила Полли – иерархия плотно сидела в их головах. Да, кивнул он, всем – даже Оливеру. Они по очереди приносили ему еду, играли с ним в шахматы, домино, «Монополию» и безик, разыгрывали для него шарады, рассказывали о своих рождественских подарках – подготовленных и ожидаемых. Еще они изливали ему душу: Кристофер – о своем пацифизме и жестоком отце, Луиза – о Майкле и желании играть, Клэри – весьма подробно – о предполагаемой деятельности отца, Полли – о матери и о своих прежних страхах (ведь ей стало лучше!), Невилл – о том, что над ним издевались в школе (никто даже не догадывался), Лидия – о том, как ей хочется иметь собаку. Уиллс приносил ему свои игрушки в больших количествах, а также любую вещь, до которой мог дотянуться. Оливер тащил ему кости, свернутые в трубочку газеты – он не обращал внимания на даты, – а однажды даже «изумительно дохлую крысу», по словам Арчи. Миссис Криппс испекла ему пирог с патокой, горничные по очереди убирались в комнате – обе считали гостя красавчиком. Взрослые, разумеется, тоже его навещали. Как-то Сибил заметила, что у него порван халат. Аккуратно залатав прорехи, она предложила осмотреть остальной гардероб на предмет починки.