Николь Уильямс - Взлёт

– А домой ты как добралась? – Лекси помахала морковной палочкой.

Я не успела выдать прозаическое «на машине», как Тейлор, выгнув бровь, с намеком улыбнулась.

– Я слышала, ты приехала на переднем сиденье одного очень известного «БМВ-325i».

– Никогда не разбиралась в марках машин, – сказала я, покосившись через плечо. Ну хоть бы кто-нибудь пришел на помощь! Черт, сейчас меня устроил бы даже псих в маске и с бензопилой, честное слово!

– Тебя отвез домой Сойер? – Недоеденная морковка выпала из руки Лекси.

– Да, а что?

Лекси вскочила, оттолкнув стул, и смерила меня уничтожающим взглядом:

– Что, Люси Ларсон уже весь Сауспойнт успела прибрать к рукам? Очень недурно для новенькой.

Развернувшись, она вылетела из столовой. Тейлор махнула рукой.

– Не переживай, с ней все будет нормально. Они с Сойером уже пару лет то сходятся, то расходятся, а за несколько недель до школы он ее очень неприятно отшил.

– Пару лет? – переспросила я, чувствуя, что снова начинаю уважать Сойера. Два года встречаться с такой гениальной в кавычках личностью, как Лекси Гамильтон, – так это он уже, считай, в пантеон богов записан. – Представляю, как она меня ненавидит.

Поманив меня пальцем, Тейлор наклонилась ближе. Я не пошевелилась.

– Лекси всех ненавидит. Только не говори ей, что я тебе рассказала.

– Как это мило, – отозвалась я.

– Bay, Люси Ларсон. – Тейлор потянулась к сумочке и достала пудреницу. – Ты умудряешься приручить неприручаемого Джуда Райдера, пусть и ненадолго, а потом сразу переключаешься на самого завидного жениха Сауспойнта. Ты мой герой.

Саманта захихикала:

– Может, напроситься к тебе в ученицы?

– Только если ты моральный инвалид, – пробормотала я, но никто не услышал: Тейлор пудрила нос, Саманта тянула через соломинку диетическую колу.

Меня окружали ухоженные, персиково-сливочные, в свитерочках и юбочках, будущие степфордские жены. Какого фига я делаю здесь? У каждого из нас есть свое место в мире, и это хорошо и правильно, но мое место – точно не среди них. Показухе я предпочитаю сущность и, раздери меня гром, искренность. Во мне куча такого, из-за чего мне никогда не вписаться в их круг. Да, они поддержали меня, когда никому больше не было до меня дела, но не по доброте душевной. Меня поддержали, потому что посчитали удобным перевалом на пути к вершине. Ступенькой в лестнице. Камнем на переправе через реку.

– Значит, Сойер, чтоб его, Даймонд, – протянула Тейлор, покачав головой. – Невероятно.

– А кто-то сомневается?

Не знаю, кто из нас троих подпрыгнул выше, но пудреница выскользнула у Тейлор из рук и разбилась, так что будем считать, что победила она.

– Господи, Сойер! – Тейлор бросилась собирать ошметки пудры. – Никогда не подкрадывайся к девушкам, которые сплетничают, если не хочешь получить локтем по яйцам.

Он постучал пальцем по виску:

– Принято к сведению.

– Чего тебе надо? – спросила Тейлор уже не так воинственно, тая от его улыбки.

– Пришел забрать у вас Люси. – Руки Сойера легли мне на плечи. – Вы ведь не возражаете, девочки?

– Это зависит от… – Тейлор не договорила, разглядывая ладони Сойера на моих плечах. Ее глаза горели в предвкушении сочных сплетен.

– От чего?

Тейлор наградила меня многозначительным взглядом:

– От того, зачем ты ее у нас забираешь.

– Мужские дела других не касаются. – Сойер взялся за мой стул, намереваясь отодвинуть.

– За исключением случаев, когда они касаются женщин, – пробормотала Тейлор и прошептала мне на ухо: – Жду полного отчета.

Вскочив из-за стола, я помахала Тейлор с Самантой и повернулась к Сойеру. Проговорила беззвучно, одними губами:

– Вытащи меня отсюда.

– Пошли. – Меня схватили за руку и повели к выходу из столовой.

Пожалуй, я никогда никуда не стану избираться – довольно неприятно оказаться под прицелом десятков шокированных, изумленных глаз. Господи, да что такого в том, что мы с Соейром ходим вместе? Однако Сауспойнт-Хай – настоящий рассадник слухов. Судачить об увиденном здесь будут еще неделю, не меньше.

Мы наконец выбрались из столовой, и я облегченно вздохнула.

– Спасибо.

– Ты сидела с таким видом, словно тебя пытают, – отозвался Сойер, уводя меня в тихий коридор. – Я просто обязан был тебя спасти.

– Я, конечно, тебе безмерно благодарна, – я оглянулась, проверяя, нет ли рядом кого-нибудь, кто может пустить очередную волну слухов, – и все-таки зачем ты это сделал?

Прислонившись спиной к стене, он сунул руки в карманы джинсов.

– Хотел извиниться, – признался он. – Я не должен был ничего говорить тебе о Джуде, ни хорошее, ни плохое. Какие бы отношения между двумя ни были, это не мое дело. Прости, что попытался сделать его своим.

Извинения застали меня врасплох, а при упоминании имени Джуда в сердце словно воткнули кинжал.

– Не уверена, что между нами вообще были какие-то отношения, – призналась я.

А даже если и были, их больше нет. Во-первых, он украл машину. Во-вторых, попадал в полицию уже столько раз, что мне пальцев на двух руках не хватит сосчитать. В третьих, олицетворял собой все то, от чего нас, девушек, с первого класса учат держаться подальше. Но на самом деле причина была в другом. Если слухи не врут и он действительно пошел в полицейский участок и сдался, то почему не удосужился позвонить мне? Убедиться, что я нормально добралась домой, рассказать, что все-таки произошло в субботу. Будь у нас хоть какие-то отношения, он обязательно позвонил бы мне. Но он не позвонил. А это означает, что Джуду на меня плевать.

– Мне жаль, Люси, – сказал Сойер.

– Да нет, тебе не жаль. – Мысленно я рассмеялась: кто бы мог подумать, что он окажется единственным, кому я откроюсь в том, что касалось Джуда. Наверное, я сделала это потому, что Сойер всегда смотрит на меня тепло и участливо, а его глаза никогда не критикуют и не осуждают.

– Мне жаль тебя и жаль, что ты испытала из-за этого столько боли, – уточнил он. – Но Райдера мне не жаль. Когда встречу его, скажу, пусть убирается ко всем чертям.

Еще один кинжал в сердце, прямо в левый желудочек.

– Хотела б я на это посмотреть.

– Оставайся со мной, – Сойер глядел куда-то вдаль, – и посмотришь. Должен же кто-то заставить Джуда Райдера выпить это горькое лекарство до того, как мы все поступим в колледж, а он загремит на пожизненное.

Третья неделя учебы оказалась раз в десять спокойнее первых двух. Утром пятницы, когда я входила в двери школы, мне уже казалось, что жизнь наконец-то обрела черты нормальности. Что она становится такой же, как раньше, в предыдущей школе, в предыдущих классах, когда один, умноженное на один, равнялось одному, а слова «тайна» и «вопрос» не приходилось употреблять по десять раз на дню. Мама вновь волновалась о моих оценках, как раньше, и забывала, что вообще-то она сравнивает меня с братом, мои четверки и пятерки – с его пятерками с плюсом. Как будто мне и без того не хватало в жизни переживаний.