Никола Юн - Солнце тоже звезда

Он тебе не священник, говорит она. Это тебе не исповедь, говорит она. Я отвечаю ей, что просто был пьян и на эмоциях после сцены. Самые острые переживания испытываешь, занимаясь тем, для чего Господь послал тебя на землю.

Я отвечаю ей, что не хотел. И я не лгу, но и обратное – тоже правда. Возможно, я поступил так умышленно. Это никакая не исповедь. Нам даже не удалось собрать полный зал.

Америка со мной покончила, а я покончил с ней. Тот вечер стал напоминанием. На Ямайке мне аплодировали стоя. В Америке я не смог собрать зал.

Я не знаю. Возможно, я рассказал все специально. В собственной голове заблудиться так же легко, как в чужой стране. Все твои мысли – на другом языке, и ты не понимаешь знаков, хотя они окружают тебя повсюду.

ПЕРВОЕ, ЧТО Я ВИЖУ у него на столе, – папка с именем «Наташа Кители». Должно быть, это она, верно? Сколько еще Наташ побывало у этого адвоката сегодня? Значит, назначенные нам встречи не только в одном здании, но и в одном кабинете, и ее адвокат и собеседующий меня выпускник Неля – одно и то же лицо? Вероятность такого совпадения ничтожно мала, не так ли? Как же я хочу увидеть выражение ее лица, когда расскажу ей об этом.

Я смотрю на него, а потом оглядываю кабинет в поисках других подтверждений.

– Вы иммиграционный адвокат? – спрашиваю я.

Он отрывает взгляд от какого-то документа, как я полагаю, моего заявления.

– Да. А что?

– Похоже, я знаком с одной из ваших клиенток, – говорю я и беру в руки Наташи но дело.

– Не трогайте. Это конфиденциально. – Он выхватывает папку у меня из рук и убирает подальше.

Я улыбаюсь Фицджеральду, но он глядит хмуро.

– Точно, простите, – говорю я. – Просто вы спасли мне жизнь.

– О чем вы? – Он крутит правым запястьем, и я замечаю, что его рука забинтована.

Я показываю на папку:

– Я познакомился с ней – с Наташей – сегодня. Он все еще хмурится, не понимая, к чему я клоню.

– Когда я познакомился с ней, она готовилась к депортации, но потом встретилась с вами и теперь, благодаря вашей юридической магии, остается.

Он кладет забинтованную руку на стол.

– И каким же образом это спасло жизнь вам?

– Она Та Самая, – говорю я.

Адвокат снова хмурится:

– Разве вы не сказали, что познакомились с ней только сегодня?

– Именно. – Я ничего не могу поделать с этой широкой улыбкой, расползающейся на лице.

– И она Та Самая? – Он не показывает пальцами кавычки вокруг слов «Та Самая», но я слышу их в его интонации. Интонационные кавычки (ничем не лучше обычных).

Адвокат складывает пальцы домиком и долго меня изучает.

– Зачем вы здесь? – спрашивает он наконец.

Это что, вопрос с подвохом?

– Пришел на собеседование?

Он окидывает меня выразительным взглядом.

– Нет, серьезно. Зачем вы сейчас у меня в кабинете? Вам явно дела нет до этого собеседования. Вы заявляетесь сюда с таким видом, словно участвовали в уличной потасовке. Это серьезный вопрос. Зачем вы сюда пришли?

На это можно ответить только честно.

– Родители заставили.

– Сколько вам лет?

– Семнадцать.

Он заглядывает в мое дело:

– Здесь написано, что в дальнейшем вы заинтересованы в поступлении в медицинский колледж. Заинтересованы?

– Не то чтобы очень, – говорю я.

– Не то чтобы очень или нет? – Адвокатам по душе определенность.

– Нет.

– Дело движется, – говорит он. – Вы хотите учиться в Йельском университете?

– Я вообще не знаю, хочу ли я учиться в университете.

Он подается вперед. У меня такое чувство, словно это допрос.

– И о чем же вы на самом деле мечтаете?

– Быть поэтом.

– О, здорово, – произносит он. – Практично.

– Хотите верьте, хотите нет, но вы не первый, кто мне это говорит.

Он подается вперед еще немного:

– Я снова задам вам этот вопрос. Зачем вы здесь?

– Я должен.

– Нет, не должны, – выпаливает он. – Вы вольны просто встать и выйти вон.

– Я обязан родителям.

– Почему?

– Вы все равно не поймете.

– А вы попробуйте.

Я страдальчески вздыхаю.

– Мои родители – иммигранты. Они приехали сюда в поисках лучшей жизни. Работают сутки напролет, чтобы мы с братом могли воплотить американскую мечту. Но понятие американской мечты не подразумевает, что ты можешь забить на университет и стать голодающим художником.

– Оно подразумевает то, что вы сами захотите.

Я фыркаю:

– В моей семье это не пройдет. Если я не сделаю, что должен, меня оставят без поддержки. Никаких денег на учебу. Вообще ничего.

Такое признание по крайней мере заставляет его прекратить допрос. Адвокат откидывается на спинку кресла:

– Они действительно так поступят?

Я знаю ответ, но не могу произнести его сразу же. Вспоминаю лицо отца сегодня днем. Он намерен обеспечить нам с Чарли лучшую жизнь и сделает все ради этого.

– Да, – говорю я. – Он так поступит.

Не потому, что отец плохой человек. И не потому, что он Стереотипный Корейский Родитель. Он просто застрял в своей собственной истории и не может позволить нам строить нашу. Таких людей очень много.

Фицджеральд тихо присвистывает.

– Так, значит, вы должны быть абсолютно уверены, что ваша затея с поэзией того стоит.

Теперь вперед подаюсь я:

– Вы никогда не делали что-то только потому, что дали обязательство? Только потому, что пообещали?

Он отводит взгляд. Почему-то этот вопрос меняет все в нашем разговоре. Мы словно оказываемся в одной лодке.

– Обязательства – это прерогатива взрослой жизни, парень. Если ты собираешься совершать ошибки и нарушать обещания, сейчас самое время. – Он замолкает, крутит запястьем и морщится. – Делай глупости сейчас, пока последствия не так ужасны. Поверь мне. Потом будет сложнее.

Порой люди сообщают тебе о чем-то, но не напрямую. Я бросаю взгляд на его левую руку и вижу там обручальное кольцо.

– Так и случилось с вами? – спрашиваю я.

Адвокат разводит руками, потом вращает кольцо на пальце.

– Я женат, у меня двое детей.

– И роман с ассистенткой.

Он потирает повязку над глазом.

– Все началось сегодня. – Бросив взгляд на закрытую дверь, словно надеясь, что она окажется за ней, он тихо добавляет: – И сегодня же закончилось.

Я и не ждал, что он это подтвердит, и теперь не знаю, что сказать.

– Ты считаешь меня плохим парнем, – говорит он.

– Я считаю вас человеком, который меня собеседует, – отвечаю я.

Возможно, будет лучше, если мы просто вернемся к цели нашей встречи.

Он закрывает глаза руками:

– Я слишком поздно ее встретил. У меня всегда все не вовремя.

Ума не приложу, что сказать. Хоть он, конечно, и не ждет от меня совета. В другой ситуации я бы порекомендовал ему слушать сердце. Но он женатый человек. На кону не только его сердце.