Петра Дурст-Беннинг - Американская леди

– Пообещаешь мне это? – настойчиво спросила Мария.

Ванда кивнула. Как она могла отказать в этом случае?

Когда Мария в очередной раз заснула, а Патриция вышла из комнаты, Ванда вытащила книжицу из лифчика. Она нагрелась от тепла ее тела, и девушка даже на миг испугалась, что чернила могли расплыться. Но когда она открыла первую страницу, то увидела ни с чем не сравнимый почерк Марии с размашистыми завитушками и чуть бóльшими, чем надо, заглавными буквами.

« Среда, 14 января. Неделю назад я покинула рай. Неделю назад я узнала, что мой муж, мой “любимый супруг” не человек чести, а убийца ».

Ванда остолбенела.

Далее шло детальное описание того, что Мария узнала в ту злополучную ночь под дверью кабинета. Через несколько страниц она прочитала:

« Я все еще не могу осознать это. Все во мне противится этому знанию. Ночь за ночью я спала в одной постели с убийцей, наслаждалась его ласками. Вероятно, он был уже повинен в смерти каких-то людей, когда я в него влюбилась? Одна мысль об этом сводит меня с ума.

Как я могла так жестоко ошибиться в нем? Я снова и снова вспоминаю наше время в Нью-Йорке. Что он мне тогда говорил? И что я ему отвечала? Я представляю себя хирургом, который прикладывает скальпель с исключительной точностью и … »

Такая боль! Ванда с трудом могла вынести это. Девушка опустила дневник и несколько минут смотрела на лицо спящей Марии. С какими демонами ей приходится бороться, если она так дергается и стонет? Ванда даже не хотела себе это представлять. Она ни секунды не сомневалась в правдивости написанного. И все же она никак не могла осознать, что все это связано с людьми, которые были ей знакомы. Она снова взяла в руки книжицу.

« Возможно, если бы я тогда прислушалась, то смогла бы распознать, что темное и светлое у Франко совсем рядом. Но в своей влюбленности я не видела и не хотела слышать! Иначе я должна была бы заметить, что владельцы ресторанов смотрели на Франко со страхом и презрением. Но я, глупая корова, считала, что они раболепствуют перед его дворянским титулом! И поэтому я никогда не задавалась вопросом, почему он всегда ходит в порт исключительно без меня! А он, в свою очередь, ревновал меня каждую минуту, которую я проводила с другими людьми ».

Потом следовали упреки в собственный адрес. К беспомощности Ванды примешались ярость и печаль. Что пришлось пережить Марии за месяцы своего заточения? Она ведь не виновата в этой драме! Никто не смог раскусить Франко, слишком коварными оказались он и его семья, чтобы кто-нибудь мог подумать, что за благородным фасадом скрываются грязные махинации!

Когда Ванда прочла о попытке Марии сбежать, у нее чуть не разорвалось сердце. Какими же варварами оказались граф с графиней!

«… несколько дней Патриция не показывалась. Она ко мне отправляла ужасную Клару. Это сумасшествие, но меня на самом деле стали мучить угрызения совести, оттого что я пыталась сбежать ».

Старая ведьма! Ей недостаточно того, что она заперла Марию, так еще нужно было и давить на нее психологически! Ванда с ненавистью взглянула на дверь. Пусть только появится эта Патриция! Она, нахмурившись, читала дальше:

« Кричу или буйствую – Патриция не видит в своих поступках ничего плохого. Она уверена, что действует так исключительно ради сохранения семьи. При этом, по ее мнению, нужно потерпеть некоторые “неудобства”. Что за элегантное описание тюремного заключения и незаконного лишения свободы! Una famiglia – как часто мне приходилось это слышать! И все же: если мне представится возможность, я попытаюсь еще раз. Но только если при этом ребенку не будет угрожать опасность. Для Патриции превыше всего семья – для меня важнее всего ребенок. Может, у них и получилось лишить меня свободы на какое-то время, но только не ребенка!»

Ванда печально улыбнулась, несмотря на возмущение в душе.

« Понедельник, 14 февраля. Сегодня я поймала себя на том, что почти все утро смотрела на крошечный разрыв на обоях. Нужно следить за собой, чтобы не сойти с ума. Если бы я только могла собраться с духом и сесть за стеклодувную трубку! Патриция предложила достать для меня новый материал. Наверное, она считает, что таким образом я смогу успокоиться … »

– И как тебе? Ты уже все прочитала?

Ванда вздрогнула. Она не заметила, как проснулась Мария.

– Нет, – выдавила она из себя. – Но и того, что я прочла, мне уже достаточно! Хорошо, что ты все записала. Как думаешь, что скажет полиция, если я все это им отнесу?

Мария слабо покачала головой.

– Нет, никакой полиции.

– Но почему? Они ведь не могут просто так убивать людей, держать тебя здесь взаперти и…

Ванда запнулась, ощутив, как холодная ладонь Марии легла на ее руку.

– Пожалуйста, не надо, я умоляю тебя! Ты должна подумать о Сильвии. Ты должна использовать эту информацию с оглядкой на нее…

– Как ты себе это представляешь? Если все выяснится, разве это не пойдет на пользу Сильвии? – спросила Ванда, нахмурившись.

В тот же миг глаза Марии закрылись. Ее фазы бодрствования становились все короче. Осознание этого стало для Ванды подобно грому среди ясного неба. Нужно было смотреть правде в глаза: для выздоровления Марии Ванде нужно было что-то предпринять.

Мария спала. Но ее дыхание во сне было прерывистым, она беспокойно переворачивалась с боку на бок.

После последнего осмотра лицо врача стало еще озабоченней. Он взволнованно говорил в коридоре с Патрицией. Вскоре после этого итальянка собственноручно убрала колыбельку Сильвии из комнаты. Затем поставила рядом с кроватью Марии ночной столик со свечкой. Чуть позже пришел очень старый священник, одетый во все черное. Он читал на латыни отрывки из Святого Писания. Вскоре комнату наполнил запах ладана.

Ванда вместе с графом и Патрицией стояли у изножья кровати. Хотя Ванда еще никогда не присутствовала на подобных церемониях, она понимала, что все это значит. Это было соборование. Через помазание елеем Господь становится ближе к умирающей, а в молитве она должна найти утешение. Умирающая… Все в Ванде противилось осознанию этого.

– Мария, дорогая Мария, тебе нельзя умирать, – шептала она, когда священник вышел из комнаты вместе с Патрицией. Ее сердце сжалось от страха. – Останься с нами, пожалуйста. Мы любим тебя. И ты нужна нам. Я… не знаю, достаточно ли я сильна, как ты считаешь.

Ванда погладила Марию по щеке. Когда девушка наклонилась вперед, дневник уперся в живот: Ванда все еще носила его в своем корсаже. Знание того, как несправедливо поступили с Марией, ненадолго отошло на второй план.

Лицемерная Патриция стояла рядом со священником… Ванда изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Она должна думать о Марии. И о том, что та сказала ей: Ванда должна делать все, помня о Сильвии. Девушка со временем поняла, что тетка хотела этим сказать, хотя все внутри ее противилось этому предчувствию.