Вениамин Агеев - Песни сирены [сборник]

Вооружившись методологией Васнецова и возвратившись к параллелям, хочу заметить, что Катя, без сомнения, проявляла те же наклонности, что и Алла, только намного агрессивней и эгоистичней. И дело не в том, что соитие возведено у Аллы в ранг некоего искусства – что, пожалуй, немаловажно, но всё же не меняет сути. Просто Алла – самая невероятная любовница из всех, кого я знал. Встречи с ней можно сравнить только с сеансами чтения мыслей на расстоянии, когда каждое ваше желание тут же угадывается и скрупулёзно исполняется – без всяких слов и даже без малейших намёков. Подобное, правда, происходило со мной раза два-три в эротических снах, но о том, что это возможно наяву, я даже не подозревал до нашего с ней первого интимного свидания. В Некрасовой, которую никак нельзя было назвать знатоком «Камасутры», насколько я понимаю с высоты опыта сегодняшнего дня, всего лишь бурлили сладострастие да молодой задор, заставляя её набрасываться на меня, как изголодавшийся барбос бросается на мозговую кость. Так что, при некотором ложном сходстве ситуации, на «женщину из снов» она ни в коем случае не тянула. Мало того, я подозреваю, что с Катей у нас уже начинался перекос чисто физиологических потребностей, только на сей раз – в отличие от Нины – в противоположную сторону. Во всяком случае, нельзя поручиться, что меня не затошнило бы, если бы встречи с Некрасовой происходили ежедневно.

К сожалению, Васнецов, так хорошо и доходчиво объяснивший, что нужно делать со своими сексуальными желаниями, ничего не говорил о ревности, а мне сейчас не помешал бы добрый совет. Потому что, как только Роман вкрадчивым голосом пробормотал в трубку, что хочет поговорить со мной об «Алле Евгеньевне», я сразу вспомнил несколько последних свиданий в «Восточном экспрессе». От моей подруги скорее можно ожидать расхлябанности, чем пунктуальности, и её опоздания успели стать для меня привычными, а тут, непонятно почему, я уже трижды за последние недели заставал её у стойки бара любезничающей с хлыщеватым администратором. Причём во всех трёх случаях я приходил минут за пятнадцать до назначенного времени. Какого чёрта она появлялась там настолько рано? Всякий раз я ощущал уколы ревности, причём их сила нарастала. У меня и без того, ещё после первого признания Аллы, были не слишком хорошие ассоциации с этим кафе, а теперь к ним прибавилось крайне неприятное предчувствие. Стоит ли удивляться, что, едва лишь я услышал от Романа по телефону имя своей подруги, как мне тут же захотелось проломить его кудрявую башку?

Домашние питомцы уже давно и прочно вошли в нашу повседневную жизнь. Между хозяином и четвероногим другом возникает тесная эмоциональная связь любви и верности.

Однако с появлением в семье нового члена, а именно маленького ребёнка, в установившемся равновесии между хозяином и животным происходит определённый дисбаланс. В зависимости от интеллектуального уровня и особенностей животного возможны несколько вариантов развития отношений с ребёнком: от покровительственной опеки до агрессивного неприятия.

Конечно, если у вас в доме стоит оригинальный аквариум с редкими видами рыбок, вам не грозит данная проблема. Но когда в квартире живёт собака бойцовской породы, тут уже становится не до шуток.

Вполне возможно, что собака, генетически привыкшая к строгой иерархии в семейной «стае», станет воспринимать нового маленького человечка как основного конкурента на роль домашнего любимца. А это уже чревато как попыткой физического устранения проблемы, так и тяжёлыми депрессивными состояниями животного, вплоть до его гибели.

В этом случае хозяин должен решительно и понятно для животного установить новую систему иерархических отношений.

Домашний питомец должен понять, что его продолжают любить и ценить, однако только в качестве самого младшего члена семьи. Если необходимо, то следует подтвердить свои намерения системой «кнута и пряника».

Чего я только не передумал за те считанные минуты, что прошли со времени телефонного звонка и до того момента, когда Роман появился на пороге моей комнаты! По всей видимости, он приехал заранее и находился где-то совсем рядом. Возможно, незаметно припарковал свою машину около дома напротив, там, где бурно разрослись кусты сирени, и ждал, когда я появлюсь у входа. Во всяком случае, едва я ответил на его звонок, как он безапелляционно заявил:

– Александр Викторович! Есть серьёзный разговор. Разрешите, я поднимусь в вашу квартиру? Я тут случайно оказался в вашем районе…

И, предупреждая мой вопрос, заверил:

– Я не отниму у вас много времени.

Мало того, что вторжение Романа в мою частную жизнь было само по себе крайне непредвиденным. Мы с ним не друзья, не приятели и даже не деловые партнёры, нас можно назвать, в лучшем случае, хорошими знакомыми. Но уж чего я совсем не ждал, так это бесцеремонной навязчивости визитёра, свалившегося мне на голову буквально через пять минут после возвращения с дежурства. И поэтому немного насторожился.

– Мне, конечно, очень приятно, Роман… А в чём, собственно, дело?

– Да ни черта вам не приятно! – позволил себе отклониться от дипломатического тона мой собеседник, хотя обычно крайне выдержан – ни дать ни взять выпускник МГИМО или какой-нибудь там Штирлиц. – Ни черта вам не приятно, да и мне-то не очень приятно, но я вынужден вас просить…

– Что произошло, Роман? Ты можешь хотя бы объяснить?

И вот тут его голос потерял обычную твёрдость. Следующую фразу он произнёс запинаясь и как-то неуверенно – то ли смутившись, то ли вдруг оробев:

– Понимаете… Нам с вами необходимо поговорить насчёт Аллы Евгеньевны, понимаете? Я всё объясню… Только разрешите, мы поговорим у вас дома? Не телефонный разговор, понимаете?

Тут я, конечно, вспомнил, как они шептались в «Экспрессе». И взгляды Романа вспомнил, и Аллины улыбочки. И вдруг стало очень жарко, как если бы мне в вену ввели хлористый кальций. Наверное, на десять секунд или около того в трубке повисла пауза, но в конце концов я взял себя в руки.

– Хорошо, Роман. Моя квартира слева от выхода из лифта, на четвёртом…

– Я знаю.

Сомнений больше не оставалось. Конечно же, Роман был любовником Аллы – одним из. Я снова вспомнил, как они шептались, а увидев меня, отпрянули друг от друга, и на мгновение почувствовал себя физически плохо – меня едва не затошнило, когда я представил себе лицо моей подруги, обращённое к Роману, – столь любимое мною лицо, с ярким ртом, полуоткрывшимся в многообещающей улыбке. Но, несмотря на то, что сомнений не было, я одновременно ощутил неудержимое желание сию же минуту поехать к Алле и задать ей прямой вопрос. Да так, чтобы она не смогла улизнуть от ответа. Я даже не знаю, что я сделал бы, если бы и в самом деле рванул к ней в тот момент – возможно, тряс бы её за плечи, добиваясь признания, что этот хлыщ был её любовником. Или надавал бы пощёчин. Не знаю… Знаю только одно: я впервые оказался не в силах сдержать своей юношеской клятвы – никогда, ни при каких обстоятельствах не поддаваться ревности. Конечно, мне и раньше доводилось ощущать спазмы этого чувства, но ещё ни разу я не ощущал себя настолько беспомощным, утратившим всякий контроль над собой. А ведь считал себя сильнее каких-то там иррациональных и глупых эмоций! И разве не доказал я этого на деле? Разве не давала мне почти каждая из моих немногочисленных женщин не один, так другой повод для подозрений? Да что там повод? Далеко не повод, а вполне твёрдое свидетельство своей измены! И при всём том, разве я хоть раз позволил себе поддаться, совершить что-то дикое, выставить себя в смешном свете или унизить неверную подругу, не говоря уже о каком-либо физическом насилии? Нет, нет и нет. Что же произошло со мной сейчас? Я испытывал чувство острой неприязни к Роману и не был уверен, что мне удастся сохранить гримасу холодной вежливости, когда мы встретимся лицом к лицу. Тем не менее, я уже успел немного прийти в себя, когда здоровался с Романом, – настолько, что даже нашёл в себе силы горько пошутить: